Вошь на гребешке - стр. 45
– Что?
Переспрашивая, Черна ощущала себя не просто глупой – беспросветно дремучей и дикой! Рука нащупала ненавистный ошейник, дернула – и он остался лежать в ладони двумя обрывками.
– Нет ошибки, нет долга. Нет и не было, – сказала Тэра, по-прежнему глядя в огонь. – Есть давнее обещание одному моему… другу? Или врагу. Я часто путаюсь в определении сторон, я прорицательница, а не судья.
– Я могла уйти в любой день, тем более в ту ночь, – вслух пояснила себе Черна, потому что правда не желала втискиваться в сознание. – Я могла и имела право.
– Право? Сомневаюсь, – Тэра покачала головой. – Скорее силу. Видишь ли, ты не столь проста, как может показаться со стороны. До сих пор ты еще… не стала собою. У тебя нет настоящей цели, нет осознания долга, сложного и чуждого прочим людям: долга без выгоды и обязательств, без вины и привязанности. Покинув замок и выбрав путь ради себя самой, ты утратишь многое, не сознавая утраты.
– Я ничего не понимаю.
– При чем тут рассудок? Мы, прорицатели, куда внятнее иных понимаем: логика с опорой на цепочку причин и следствий – лишь верхушка гор истины, сокрытых туманом тайны и наития. Там, в тумане – непостижимые движения душ и озарения духа. Порывы штормового ветра колеблют границы миров… Иди и отдохни. Белек! Не стой столбом, и ты иди. Завтра обсудим предстоящее. Пока запомните: я запрещаю вам тащиться за Миленой и вытирать ей сопли.
– Больно надо, – хмыкнула Черна, глядя в огонь.
– Белёк, эта… она ластилась ко всем, кто был готов гладить по шерсти, – нехотя вымолвила Тэра. – Не время проверять, что она думает именно о тебе. Отпустите её. Так должно поступить, вот слово прорицательницы.
– Вы прежде не начинали игр, – уточнил Белёк, хмурясь и не пряча недоумения. – Но я ощущаю в нынешнем дне кипение… зуд зреющих перемен.
– Я не играю, лишь совершаю под давлением обстоятельств то, что полагаю неизбежным и своевременным. Идите.
Черна покинула зал первой, в коридоре с рычанием замотала головой, словно выстояла полдня под дождем и теперь норовила растрясти бегущие щекоткой по черепу предчувствия и домыслы. Все это ей – чуждо! К тому же ноги что-то решили помимо головы и резво несут по коридору к винту южной лестницы, обвалом топота и эха – до первого яруса, прыжком под навес внутреннего двора.
Милена как раз теперь покидала двор. Она уходила – тихая, первый раз за время жизни в замке согнутая. Опустив голову, она брела к арке внешнего двора. Правой рукой сжимала горловину походного мешка, дно которого терлось по камням. Белёк дернулся догнать, но попал под ладонь приятельницы, куда более жесткую, чем кузнечные клещи.