Восемьсот виноградин - стр. 27
– Никто вас не оскорбляет. Просто хотел сообщить, что все случайности предусмотрены. Ваш отец попросил, чтобы передача прав состоялась только после свадьбы, когда они с женой смогут освободить дом.
– Я намерена оспорить законность этой сделки, мистер Маккарти.
Он бросил на меня недоуменный взгляд.
– Никто не называет меня мистер Маккарти. Мне это неприятно.
Тут у меня завибрировал телефон – эсэмэска от Сюзанны.
«Бен позвонил и объяснил, что случилось!!! Ты где? Перезвони – я скажу, что делать. Только сначала на тебя наору. Как ты могла свалить на меня эту работу? Кстати, я до сих пор в офисе и до сих пор злюсь».
Джейкоб уставился на экран моего телефона.
– Кто такой Бен? Брошенный жених?
– Я здесь, чтобы поговорить о продаже виноградника, – ответила я, пряча телефон.
Он рассмеялся.
– Тогда нам не о чем больше говорить. Что будет с виноградником – не ваше дело.
– Виноградник – дело моего отца, а значит, и мое тоже.
– Договор подписан и заверен нотариусом. Так что это теперь мое дело – во всех смыслах.
Джейкоб улыбнулся такой самодовольной улыбкой, точно хотел сказать: «Я ради других обременять себя не собираюсь». И тут я осознала, насколько его ненавижу.
– Мило, что вы ко мне заглянули. Однако думаю, нам лучше окончить этот разговор.
– Полностью с вами согласна, – ответила я и вышла за дверь.
Парень по имени Марк и парень по имени Джесси
Когда я вернулась домой, над виноградником садилось солнце. Волшебный час – так называл это время отец. Волшебный час, который предшествует началу работы и позволяет оценить, чего достиг виноградник за день. Большую часть своих обязанностей отец выполнял после захода: если виноград висел на лозах – помогал его собирать; если урожай был убран – заботился о почве или вине.
Отец называл этот час волшебным еще по одной причине: небо окрашивалось в необычный оттенок желтого. Папа клялся, что раньше – до того, как он начал возделывать землю, – цвет у неба был другим. Теперь свет отражался по-иному, потому что земля стала живой, зеленой – так он утверждал.
Я до того устала, что ни с кем не хотела разговаривать. Однако на кухне сидел Финн. На нем была надетая задом наперед бейсболка и спортивные шорты, отчего он напоминал мальчишку, только что вернувшегося с тренировки. Финн поедал знаменитую мамину лазанью – прямо из формы для выпечки.
Все мы обожали мамину лазанью. До ужина она не дожила ни разу. Стоило только маме достать ее из духовки, мы рассаживались вокруг разделочного стола и, обжигая языки, дружно принимались за еду, как бы сильно ни злились друг на друга.