Восемьдесят четвертый 2.0 - стр. 29
Может ли понимание заменить любовь? – не раз спрашивал себя Уин.
И всякий раз сам себе отвечал: «Это вряд ли».
Коттедж в деревеньке – дедово наследство, старенький каменный домик без всяких удобств, хирел и старел понемногу. На первом этаже холл с камином, наверху три крошечных спальни, в пристройках – мастерские, амбар, под навесом какая-то механическая развалюха, чье первоначальное назначение Уин напрасно пытался определить в течение всего своего детства. Здесь он проводил летние месяцы, а потом четыре года жил круглый год, когда вскоре после смерти матери они потеряли квартиру в городе. Коттедж этот он любил и ненавидел – любил за уединенность, обособленность, собственную физиономию, весьма дерзкую. Ненавидел примерно за то же самое. Здесь у него не нашлось друзей, зато были изматывающая работа, холодные зимы, оторванность от мира, будто за тридевять земель от Лондона с его загадочной и бурной жизнью, и только поезд связывал стальным узлом этот затерянный уголок с остальным миром.
Уин сбежал отсюда в ранней юности, но пуповину перегрызть не сумел, тянул его назад домик с огромной елью у входа, крошечная спальня наверху звала дорожками солнечного света и уютным старым креслом у окна. Рама на окне потрескалась и чудно скрипела, когда он поднимал ее летним вечером. Знакомая полка с книгами, знакомый стол. Ничто здесь не заменялось новыми вещами, обои выцветали, но сквозь седину пепельной бумаги проглядывал прежний кремовый узор, столько раз виденный по утрам, когда солнце, проскользнув меж шторами, рисовало на стене горящие янтарные полосы.
Наступила последняя весна в школе, учеба заканчивалась, Уин грезил о Лондоне, о новой жизни, которая наступит внезапно и…
Тем весенним вечером отец явился в коттедж белый как мел, его трясло, руки дрожали. Он схватил бутылку с джином, налил полстакана и выпил залпом. Весна была холодной, Уин как раз выгребал золу из камина, чтобы его затопить.
– Что случилось? Пап, что?
Отец глянул на него совершенно ошалевшими круглыми глазами.
– Я его встретил.
– Кого?
– Человека из Министерства, который меня допрашивал. Который пытал. Который… – Отец дотронулся до скулы, будто снова ощутил удар.
– И что? Что ты сделал? – Уин и сам растерялся. В его представлении люди из Министерства Любви существовали в иной реальности и навсегда остались в старом мире, как в карцере. То, что они просто вышли из своих подвалов и кабинетов, повесили на вешалки забрызганные кровью фартуки и смешались с толпой, представить было невозможно. Это как напустить опарышей в питьевую воду и заставить людей ее пить.