Восемь лет до весны - стр. 10
Я просто стоял как истукан под грозовой тучей, из которой вылетали молнии. Если вдруг хлынет дождь, то мне ничего не останется, кроме как обтекать.
– Дуська здесь? – спросил худощавый субъект с четками, обнажая во рту золотую фиксу.
– Здесь, – сказал я, отступая.
Конечно же, это клиенты нагрянули. Санька не смог сопроводить их лично, но адресок дал. А тут я на хозяйстве, и гостей приму, и плату сниму.
– А ты, значит, козочку пасешь, да? – спросил фиксатый тип и пристально посмотрел на меня.
Он шел, практически не замедляя ход. Его глаза похожи были на шаровые молнии, которые могли сжечь меня дотла. Я пятился, пока не оказался в комнате, у разобранного дивана со смятой постелью.
– Или ты петушок?
Отец учил, что за такие слова спрашивать надо с кого угодно, без всяких предисловий, но я всего лишь мотнул головой и волчонком глянул на этого субъекта. Он казался мне настоящим монстром, одолеть которого невозможно.
А в комнату входил еще один фрукт с такими же наколками на пальцах.
Сначала он просто втолкнул в дверь Дуську, затем нагнал ее, схватил за шею и спросил своего дружка:
– Ну что, распишем на двоих?
– А с пряничком не хочешь? – Фиксатый гад кивком показал на меня.
– Так мы же с тобой не на зоне.
Здоровяк улыбнулся, вроде бы принимая шутку, но глянул на него с подозрением. Вдруг у кента дурные наклонности?
Видимо, тот уловил намек, поэтому переключился с меня на Дуську.
– Ну, здравствуй, сука! – заявил он, ощерился и вдруг кулаком ударил проститутку в живот.
А она беременная!
Я всего лишь представил, как ей больно, и рука моя нырнула в задний карман.
Боль скрутила Дуську в бараний рог. Она легла на пол, подобрала под себя ноги, закрыла живот руками, и стонала она тихо-тихо, как будто боялась привлечь к себе внимание.
– Думала, забуду, не найду тебя, да?
Фиксатый мерзавец оттянул ногу, задержал ее на мгновение и ударил.
А я выхватил нож и выпустил лезвие.
Услышав щелчок, этот гад вздрогнул, резко повернулся ко мне, но не увидел никакой опасности, успокоился и усмехнулся. А я стоял как дурак, не зная, что делать. Не мог я ударить его ножом, рука не поднималась.
– Ну и чего стоишь, прыщ! Давай, бей! – заявил он.
Его хищный насмешливой взгляд давил на мою волю, на психику. Мне было страшно, но руку, в которой держал нож, я не опустил.
– Не можешь, стало быть, да? А я могу!
Он сунул руку под штанину, вынул нож с деревянной ручкой и шагнул ко мне. Страх парализовал меня.
В моем сознании билась спасительная мысль: «Он не посмеет! Мне же всего четырнадцать. Погорячился я по детской глупости, с кем не бывает».