Воровской общак - стр. 7
– Будут, будут, – передразнил Мохновский, косясь на раздражающие его кроссовки. – Хватит кормить меня обещаниями, майор. Результаты нужны. Конкретные.
– Завтра возьмем кого-нибудь, – пообещал Брюшин.
– Кого именно?
– Да хотя бы команду Айболита. Совсем оборзели. Третий месяц не платят.
– Так загреби, загреби их! – Мохновский провел ладонью в воздухе, сжал ее в кулак, а потом шарахнул этим кулаком по столу.
– Есть, – откликнулся Брюшин.
– Есть на жопе шерсть, – пошутил полковник, после чего посерьезнел, подался вперед и поманил подчиненного к себе. – Только вот что, – пророкотал он, когда Брюшин приблизился к столу и уперся в него обеими кулаками, наклонив голову, – показания Айболита этого нам ни к чему. У меня такое предчувствие, что при задержании он окажет сопротивление, и его придется…
Не закончив предложение, полковник выставил указательный палец и дважды издал характерный звук: «пф-ф, пф-ф!»
– Я тоже так думаю, – улыбнулся Брюшин. – Айболит, он же тип совершенно невменяемый.
– Пара его сообщников тоже может погибнуть во время операции. Тогда остальные не станут болтать попусту, а будут говорить только то, что нужно.
Подполковник милиции Мохновский не был человеком кровожадным. Несмотря на суровую профессию, он оставался по натуре человеком мирным, можно даже сказать, добродушным. Родившись на Украине, был он до глубины души человеком русским, а потому любил русскую баню, где его и без того красное лицо становилось прямо-таки пунцовым. Почти каждое воскресенье Мохновский и его друзья-товарищи азартно стегали друг друга березовыми вениками, а потом пили либо обжигающий чай со всевозможными вареньями, либо ледяную водку, закусывая ее традиционными хрустящими огурчиками.
Выращенные и собранные собственноручно огурцы были страстью и гордостью Мохновского. Ему нравилось ездить по выходным на дачу и трудиться на огороде до седьмого пота. На его грядках всходило до десяти разных сортов огурцов: Кибирия, Меренга, Артист – названия эти звучали сладостной музыкой для слуха полковника.
Поработав под палящим солнцем, он спешил искупаться в пахнущем тиной пруду, а затем надевал чистую рубашку и усаживался за стол, накрытый под навесом из дикого винограда. Зудели комары, вилась мошкара вокруг лампочки, свисающей с рыжего витого шнура. Мохновский обожал эти моменты полного покоя и домашнего уюта, ему нравилось наблюдать, как суетится жена, расставляя на столе закуски и улыбаясь ему многообещающе и вместе с тем застенчиво. Примериваясь взглядом к ее ладной, крепко сбитой фигуре, Мохновский думал, что знает, в чем состоит счастье и смысл человеческой жизни.