Воровской излом - стр. 10
», – великий Лев Николаевич с высоты своей мудрости знал, о чем говорил.
Смерть поджидает нас повсюду. С момента рождения, который сам по себе есть акт величайшей опасности, всю жизнь мы двигаемся по полю вероятности, где процент, позволяющий выжить, явно меньше многочисленных возможностей умереть. При этом мы лихорадочно стремимся сохранить себя в вечности. Через дела, через детей. Суетимся.
Но все это невозможно делать без воли. Есть воля – есть человек! Нет воли – нет человека!
Воля и жажда жизни заставляют нас сделать и первый крик, и первый шаг. Первый поступок и первое предательство – на это тоже нужна воля.
Борис, стиснув зубы и почти ничего не видя слезящимися глазами, делал шаг за шагом. Спасая не только свое тело, но и выковывая в этой мучительной борьбе свой характер. Он боролся с холодом и безучастным пространством, с желанием лечь и уснуть. Именно воля, заложенная в нем, не позволяла ему сдаться. Воля, делающая сейчас из слюнтяя мужчину.
Он шел, спотыкаясь на шпалах, упрямо опустив подбородок, не замечая приближающийся мутный огонек путевой дрезины. Он интуитивно знал – Бог спасает всех…
– …Что же это делается-то? – Тихий, сварливо-скрипучий голос настойчиво тянул Бориса из топкой трясины. – Как же так можно-то, а? И-эх, люди, люди…
Истерзанное сознание отказывалось выползать из безопасного убежища, но голос был настолько назойлив, что сопротивляться ему не было сил. Против своей воли он прислушивался к монотонному потоку слов, произносимых явно пожилым человеком, привыкшим общаться с самим собой. Тело наслаждалось восхитительным теплом, и Борис не спешил открывать глаза.
– Как же можно, раздетым, ночью по морозу-то, а? Совсем не думают люди. И еще казенное имущество портят.
Борис почувствовал щекочущий мясной запах и неожиданно для себя громко икнул.
Он открыл глаза и сонно заморгал. Взгляд сфокусировался на лице мужчины, с тревогой заглядывающего Борису в глаза. Сеточка морщин вокруг слегка выцветших карих глаз, седая клочковатая бороденка – он не был так стар, как казался по голосу. Лет пятьдесят пять, наверное… с хвостиком.
– Очнулся, паря? – неуверенно спросил мужчина. – А я тебе вот, бульон приготовил. Замерз ты…
Он поднял металлическую эмалированную кружку на уровень глаз Бориса. Тот сглотнул слюну и медленно огляделся.
Небольшая комната. Тусклая лампа под газетным абажуром тщетно силилась осветить темные углы. Раскаленная докрасна железная печка распространяла волны благодатного тепла. В углу – заваленный хламом письменный стол и кособокий шкаф. Все потрепанное, старое и неровное. Нужно признать – под стать гостеприимному хозяину.