Воровская свобода - стр. 30
Роман в упор посмотрел на Моню, и тот, не выдержав его взгляд, отвел глаза в сторону.
– Как доказывать будешь, что Воля – сука? – спросил Гренадер.
Моня был явно выбит из колеи этим вопросом и не знал, что отвечать. По вчерашнему уговору Гренадер должен был вступить в диалог и продолжить разворачивать действие в нужном направлении. Но Гренадер, казалось, забыл все уговоры и теперь его глаза наливались кровью от гнева:
– Повторяю вопрос: как доказывать будешь, что Воля сука?
Моня попятился, его руки, безвольно висящие вдоль тела, описали в воздухе короткую дугу:
– Гренадер, я же…
Он выглядел жалко, словно побитая хозяином собака, которая не могла понять, за что ее наказали.
Роман молча наблюдал за сценой. Но было видно, что его тело было напряжено, и он готов был в любой момент дать отпор нападающему.
Гренадер вышел в круг, по рядам зрителей прокатился шепот.
– Моня, ты что, язык проглотил? – Гренадер с угрожающим видом пошел на «шестерку». – Значит, у тебя ничего нет на Волю? Ты же знаешь, что за такое бывает…
Моня растерянно хлопал глазами, глядя на Гренадера, подошедшего к нему совсем близко:
– Ты же сам, Гренадер…
Не дав Моне закончить фразу, Гренадер молниеносным движением руки выхватил заточку из своего сапога и пошел на противника.
Толпа ухнула.
Гренадер умело покрутил заточку в руке, блеснув коротким лезвием на солнце:
– Ну все, гнида!
Машинально стараясь закрыться руками, Моня попятился, но толпа стала плотным щитом, преграждая ему возможность выйти из круга. Не успел Моня понять, что произошло, когда Гренадер несколько раз ударил его заточкой в живот. Сквозь темную робу проступила кровь. Он упал на колени, беззвучно шевеля губами, а затем с глухим стуком повалился набок, прижимая ладони к ранам, словно пытаясь их заживить. Серые глаза Мони вмиг помутнели, ноги дернулись в конвульсиях, и он затих.
Став свидетелем правосудия, толпа довольно загудела.
Гренадер окинул стоящих беспощадным взглядом и отчетливо произнес:
– Так с любой падлой поступлю, которая на правильных пацанов наезжать осмелится. – Он вытер лезвие от крови о бушлат Мони, по-прежнему лежащий на земле. – Все поняли?
По толпе прошел одобрительный гул.
Полностью выбитый из колеи Роман по-прежнему стоял в кругу, и все происходящее ему напоминало, скорее, кошмарный сон, чем явь. Только недавно он не мог понять, в чем его обвинял Моня, а теперь также не понимал, что беда миновала. Когда все только началось, Роман был уверен, что ему никто не поверит и воры примут сторону своего, а не его, мужика. Если бы они поддержали Моню, то сейчас бы Роман лежал с дырявым животом на его месте. Еще его могли просто опустить. И не ясно, что хуже.