Воровка из Конгора - стр. 29
Я расправила плечи, поднялась, уже не чувствуя себя так подавлено и, собравшись, прошла к окну. Отворив створки, оглядела сад и, глубоко вдохнув, подставила лицо тёплому ветру.
«Не содержанка… Тогда кто я теперь такая?»
– Это действительно сделала я? – оглянулась на Оциуса.
Тот лишь развёл руки, явно не зная, что добавить.
– И кто из моих близких погиб?
Оциус опустил глаза, но я почувствовала правду и замерла, считывая её с его губ:
– Все.
– Кто именно?
– Мать, двое сестёр, три младших брата и бабушка.
Я напряжённо сузила глаза и твёрдо покачала головой:
– Если бы я знала, что они внутри, я бы никогда не сделала этого. Я уверена!
От того, как Оциус неопределённо повёл плечами, стало только тошно.
– Это всё, что я знаю. Я не должен был тебе этого открывать. Но, похоже, не зная правды, ты не сможешь найти себе места.
А находила ли я его теперь?
Произошедшее ужасало. Живо представила, что могли ощущать люди, потерявшие всё и всех, но за всеми картинами, подбрасываемыми воображением, всё ярче мелькала одна мысль: я не чувствовала себя виноватой. Я не помнила никого: ни имён, ни лиц, не чувствовала привязанности к кому-то. И сейчас всё ограничивалось обычным сочувствием к чужим жизням, таким же далёким, как и всё моё прошлое.
«Это нормально? Или я должна раскаиваться? Но я не чувствую ни-че-го! Кто же я: жестокая убийца или просто мелкая воровка?»
Я отвернулась к саду и старалась дышать ровно, ища ответы в волнующейся листве, в перелётах птиц с одной ветки на другую, в облачном небе и в шелесте граблей по траве в руках одного из работников поместья.
«Если это и была я, то другая, которой уже нет. Меня стёрли. А значит, стёрли и мои грехи. Я не могу раскаиваться за то, чего не помню. Но даже если я была причиной той беды, то подобное уже не повторится! Теперь у меня нет никого. А значит, я сама по себе… Какое знакомое чувство…» – я уронила плечи и оглянулась на Оциуса.
– Похоже, пора строить новую жизнь.
– Я знал, что ты сильнее, чем кажешься, – одобряюще улыбнулся он.
– Видимо, у воровок не бывает совести, – горько усмехнулась.
– Не преувеличивай. Ты бы не отдала свою память, если бы у тебя не было совести, – ободрил Оциус.
Я повернулась, завела руки за спину и задумчиво прошлась по комнате. А потом остановилась и задумчиво оглянулась:
– Почему же ты мне сразу не рассказал историю о том, что я дочь твоего наставника? Я ничего не помню, могла бы принять за правду. И не пришлось бы выкручиваться перед прислугой.
Оциус опустил глаза.
– Не хотел скрывать правду. Да и хлопотно это – выдумывать историю для тебя. А так между нами нет лжи. Мы можем говорить открыто.