Ворота Расёмон - стр. 37

Майор Кимура бросил папиросу, поднёс к губам чашку с кофе и, взглянув на сливу в горшке, прибавил словно про себя:

– Он говорил, что именно тогда с горечью почувствовал, как отвратительна ему вся его прежняя жизнь.

– И как только кончилась война, он превратился в гуляку? Немногого же стоит человек!

Откинув голову на спинку стула и вытянув ноги, инженер Ямакава, иронически улыбаясь, выдохнул дым к потолку.

– «Немногого стоит человек»? Это вы в том смысле, что он просто прикидывался тихоней?

– Ну да.

– Нет, этого я не думаю. Я думаю, он так чувствовал всерьёз, по крайней мере, тогда. Да и теперь, в ту самую секунду, когда у него (употребляя газетное выражение) отвалилась голова, он, вероятно, чувствовал то же самое. Я представляю себе это так: в драке его, пьяного, опрокинули вместе со столом. Рана его открылась, и в тот же миг голова с болтающейся длинной косой покатилась на пол. И юбка матери, женские ножки и цветущие кунжутные поля, которые он видел тогда, опять туманно проплыли у него перед глазами. А может быть, хотя над ним и была крыша, он смотрел далеко ввысь, в глубокое синее небо. И тогда он опять с горечью почувствовал, как отвратительна ему его прежняя жизнь. Но на этот раз было поздно. Впервые, когда он потерял сознание, японские санитары заметили и подобрали его. А теперь тот, с кем он дрался, набросился на него, колотил, пинал. И тут он, полный раскаяния, горько сожалея, испустил дух.

Инженер Ямакава пожал плечами и засмеялся.

– Вы большой фантазёр. Но почему же в таком случае после стольких переживаний он сделался гулякой?

– А это потому, что человек немногого стоит, только в другом смысле. – Закурив новую папиросу, майор Кимура, улыбаясь, ясным, несколько назидательным голосом произнёс: – Каждый из нас должен твёрдо знать, что он немногого стоит. В самом деле, только те, кто это знает, хоть чего-нибудь да стоят. А иначе, как знать, и у нас когда-нибудь отвалится голова, как отвалилась она у Хэ Сяо-эра… Китайские газеты нужно читать именно так и никак иначе.

Январь 1918 г.

Ночь. Морито за оградой глядит на диск луны и ступает по опавшей листве, погружённый в думы.

Его разговор с самим собой.

«Вот и луна взошла. Обычно я жду не дождусь её восхода, а сегодня боюсь света! При одной мысли о том, что я, такой, каким был до сих пор, в одну ночь исчезну и с завтрашнего дня сделаюсь убийцей, я дрожу всем телом. Представляю себе, как вот эти руки станут красными от крови. Как проклят я буду в своих собственных глазах! Я не мучился бы так, если бы убил человека, которого ненавижу. Но этой ночью я должен убить человека, к которому ненависти у меня нет.