Ворон. Волки Одина - стр. 33

. Но когда воин рядом со мной закончил свой рассказ и наступило тяжелое, как горы, молчание, все взгляды обратились ко мне. Я подавил страх и постарался говорить как можно увереннее.

Клянусь побратимам, что я, Ворон, приемный сын Эльстана из Уэссекса, – воин Сигурда и мой меч – его меч. Эти слова мы произносили, положив правую руку на рукоять Сигурдова меча, который раньше принадлежал его отцу. И да не уклонюсь я от встречи с врагом, равным мне по силе и храбрости. Клянусь мстить за побратимов, как за кровных братьев. И да не произнесу я трусливых слов и не убоюсь ничего, как бы тяжко ни было. Клянусь приносить всю добычу ярлу, а он пусть вознаграждает меня, как должно кольцедарителю.

Воины кивали и шевелили губами, повторяя вслед за мной, а я сжимал рукоять меча, чтобы не дрожали пальцы, ибо нет ничего важнее клятвы, а нарушить ее – все равно что совершить подлое убийство или украсть у товарища. Я буду бить врагов, и узнают они меня под именем Ворона из братства волков Сигурда. Я чувствовал на себе пристальный взгляд ярла, но, не в силах встречаться с ним глазами, посмотрел на Улафа. Тот усмехнулся и заговорщицки подмигнул, будто застал меня вылезающим из-под мехов от своей первой шлюхи. И коли нарушу я эту клятву, то предам ярла и побратимов и стану гноеточивым ничтожеством, и пусть по велению Всеотца глаза мне заживо выедают черви. Я закончил говорить и передал меч следующему воину. Теперь его слова звонким эхом отдавались от скал, а моя ладонь еще чувствовала рукоять Сигурдова меча.

Клятва, принесенная всеми, кроме отца Эгфрита, легла на душу мокрым одеялом. Говорят, мудрец редко дает клятву, а уж если дает, то никогда ее не нарушает, и связывали нас теперь узы прочнее, чем те, которыми сковали нас в гнилой франкской темнице, крепче, чем цепь Глейпнир, что держит волка Фенрира. Но вскоре я почувствовал, как тяжесть спала с души, потому что клятва дает силу, ибо знаешь ты, что стал частью нерушимого братства.

Громкий крик вернул меня к действительности. Дозорный увидел, что на юго-востоке, дальше лагеря синелицых, за холмом, закрывающим берег, появилась тонкая струйка дыма. Я кивнул, довольный своими товарищами. Все мы были связаны клятвой, каждый воин – как ветвь Иггдрасиля, а вместе – могучее древо, достающее до небес, где боги Асгарда увидят наши славные деяния и, кем бы ни был мой отец, отметят меня как воина, достойного попасть в Вальхаллу и принять последний бой.

– Как плечо? – спросил я Пенду.

Он скривился, осторожно крутя локтем.

– Ладно не этой рукой меч держать, а щита все равно нет.