Ворон. Волки Одина - стр. 29
– С какой стати мне сосунка слушать? Да у моей бабы между ног борода больше, чем у него на лице!
Датчане захохотали, а Рольф надул щеку и взметнул кверху брови, будто говоря, что я сам должен убедить Бейнира и тех, кто не захочет мне подчиняться. В братстве меня уже начали считать беспощадным убийцей. Даже Бейнир наверняка слышал, как я прирезал франкского силача, который запрыгнул на борт «Змея», но репутацию надо подкармливать. Так что я без всяких объяснений снял с пояса ножны с мечом, отдал их Пенде и пошагал на северо-восток. Пройдя десять шагов, я выругался, потому что в мою сторону направились двое всадников, а я предпочел бы пеших.
– Вернись, язычник безмозглый! – завопил Пенда.
Я продолжал идти, думая о том, что боги любят, когда мы, смертные, вопреки доводам рассудка испытываем нити Прядильщиц на прочность.
– Ворон, тащи обратно свою задницу!
Копье внезапно стало легким – кровь в жилах закипала, словно вода на раскаленных углях. А вот ноги стали совсем тяжелыми, но это и к лучшему – значит, я не смогу повернуться и бежать, даже если очень захочется.
– Тор – потаскуха волосатая, – пробормотал я с облегчением.
Один из всадников остановился, а второй продолжал ехать ко мне, однако щитом не прикрывался, что означало мирные намерения. Я вновь посмотрел на птиц, черными точками теснившихся у края неба. Чем дальше мы продвигались на юг, тем дальше и выше простирался небосвод, и меня удивляло, как Мировое древо может быть таким огромным, что птиц под крышей мира видно, а ветви Иггдрасиля – нет.
Ветер переменился, моих ноздрей достиг запах лошадиного пота и кожаного снаряжения, – расстояние между мной и всадником сокращалось. Теперь я отчетливо видел его глаза на иссиня-черном лице – они смотрели на меня гордо, почти высокомерно. Он подъезжал, изучающе глядя на меня поверх широкого носа. У всадника были короткие, аккуратно подстриженные и чем-то намазанные усы и бородка. Видневшиеся из-под кольчуги одежды запылились, только намотанное на голове полотно белело, словно свежевыпавший снег. Когда он приблизился ко мне на расстояние трех копий, глаза его сузились, полные губы поджались, а высокомерие на лице уступило место глубокому, холодному отвращению – он увидел мой кровавый глаз.
– Аль-маджус [17], – бросил всадник, встряхивая головой и придерживая гнедого скакуна.
Животное тихо заржало, обнажив желтые зубы. Похоже, ему тоже не нравился мой вид. Всадник продолжал что-то тараторить на непонятном языке. Я кивнул, улыбнувшись; он нахмурился и полуобернулся к своему спутнику, который стоял шагах в пятидесяти от него. Я схватился за копье обеими руками и с разбегу вонзил его всаднику прямо в грудь. Острие прошло сквозь кольчугу, синелицый закричал от боли и ярости, а жеребец под ним, скрежеща зубами, дернулся в мою сторону и чуть не сбил меня с ног. Я отскочил, а копье так и осталось торчать в груди всадника. Изо рта его потекла струйка крови, комками застывая на бороде. Сжимая слабеющими руками копье, он испустил дух, а на губах его застыл безмолвный крик.