Вор и проклятые души - стр. 9
– Если после смерти ничего нет, то не было бы греха и добродетели, – ответил церковник. – Не было бы ни Бога Отца, ни Бога Сына, ни дьявола.
Лицо монаха исказилось. Упоминание сатаны доставляло ему вполне ощутимые, настоящие муки.
– А ты, Гард, убедился на собственной шкуре, что Люцифер существует.
– Вы, наверное, правы, святой отец.
– Не смей! – Инквизитор напустился на меня, схватив за рукав. – Не поддавайся слабости и неверию! Нельзя сомневаться ни в едином слове, начертанном в Священном Писании! Не смей усомниться в существовании Бога Отца и Бога Сына! В их благости! А еще в Преисподней! Нельзя! Особливо тебе, Гард!
– Но почему я ничего не увидел?
– Не понимаешь? – Монах окинул меня укоряющим взглядом. – В самом деле?
– Не понимаю. – Я был искренен в своих сомнениях.
– Да потому, глупец, – Велдон отпустил рукав моего камзола и ткнул пальцем в грудь, – что твое время еще не пришло! Божий суд над делами твоими еще не назначен!
– Либо приспешники дьявола ему неподсудны.
Церковник зашипел. Почти так же яростно, как недавно на Люцифера. Монах дернулся и повернулся ко мне спиной, чтоб убраться. Но не сделал и шага прочь.
– Уходите, Велдон? А кто, как не представитель конгрегации Вселенской инквизиции, должен помочь заблудшей душе?
Церковник обернулся. Лицо его было мрачным, серым.
– Твоей душе помогут только молитвы и раскаяние, но это не для тебя, Гард.
– Всего лишь молитвы и раскаяние?
– Не всего лишь, святотатец, но молитвы и раскаяние! Не каждому дано.
Что-то черное или даже прогнившее внутри требовало оставить последнее слово за собой и как можно сильней уязвить монаха.
– Но вы-то не оставите меня, отец Томас? Или бросите в лапы сатане?
– Ты и так там!
Я выругался. Церковник прав, чтоб ему пусто было!
– А я рад бы уйти, да не могу, – произнес Велон. – Я тоже грешен и пал почти на самое дно!
У монаха задергалась, задвигалась челюсть. Неистовство инквизитора, направленное на меня, теперь обернулось на самого церковника.
– Не так, как ты, Гард! Глубину твоего греха невозможно описать людским языком. Но и моя душа во тьме! Прокляты наши души!
Монах воздел к небесам обе руки. Капюшон спал с головы, открыв небу обезображенную половину лица.
– Я тоже пал! Не могу отказаться от воспоминаний Неакра, от его черной магии! – Инквизитор посмотрел на меня. – Знаешь, Гард… Скоро во мне ничего не останется от святой магии. Называй меня тогда чернокнижником!
Томас Велдон тихонечко взвыл. Спрятал лицо в ладони и низко согнулся, потом рухнул на колени и припал к снегу руками, что так и не отнял от лица. Казалось, он сошел с ума. Я пребывал в растерянности, глядел на монаха и не понимал, что предпринять. Потом услышал молитву, что шептал Ведон.