Воля вольная - стр. 33
– Не особо. По верхам только… – ответил дед, едва взглянув на Жебровского.
– У меня, значит, есть, – обрадовался Илья.
– Ну, Генка говорит, на якутской стороне снега полно, а у нас с ним, на Юхте, нет. Дак что? – опять обратился он к дядь Саше.
– Не знаю, Трофимыч, как вон Москвич скажет… да и ехать-то как? В кабине нет места больше.
– Это ладно, до Медвежки если, там двести верст всего! Я и на шмотках могу, сверху. – Встрял Колька, налил водку, щуря глаз и делая вид, что налить ровно его интересует никак не меньше. – Тулуп есть, доеду… Ну, давайте!
Закусили. Дядь Саша потянулся к поваренковской «Приме».
– Моих попробуй, – предложил Жебровский.
– У тебя тоже без фильтра? – дядь Саша взял пачку в руки, понюхал, вытянул сигарету.
– С Кубы выписываю. Настоящий табак. Бери! – предложил Жебровский и Кольке.
Закурили втроем.
– Ты давно уж не был у себя, Трофимыч! Тяжело будет! – Колька налил себе пива в кружку. – Капканья заржавели, небось, взял бы кого в напарники.
Трофимыч не отвечал Поваренку. В нем не было той радостной, нетерпеливой лихорадки, что трепетала в Жебровском. В нем, казалось, вообще мало осталось эмоций, только хмурая решимость ехать. И мужики это чувствовали. Может, и не понимали – Трофимыч с виду все-таки слабоват был для охоты, – но и отговаривать не смели. Глядел дед колюче.
Помолчали.
– У тебя вещи дома? – спросил дядь Саша.
– Ну. Заедете, что ли?
– Заедем, чего же…
Лицо Трофимыча, худое, в глубоких морщинах, давно не бритое и обросшее белой щетиной, не изменилось, но вздохнул он облегченно, посмотрел на Жебровского:
– А ты на Лепёхинском месте? – спросил, будто маленько извинялся, что набился в попутчики.
– Да…
– Хороший участок, маловат только, а так Лепёха-то рукастый, царствие небесное. Я бывал. Сходились иногда: Генка Милютин, Лепёха да я. – Дед вдруг ощерился малозубым ртом и заблестел глазом: – Раз дня три пьянствовали! Хороший год был. Мы пьем сидим, а у нас соболя ловятся – во как бывало! У Лепёхина бражки было две фляги, так всю уели, мать ее…
Дед замолчал. Потом стал подниматься.
– Ну ладно, пойду… кобеля проверю, чтоб не ушел куда, давайте… – Трофимыч подал всем руку, – а то я своих разогнал, не пускают, старуха с дочкой… ревут!
Трофимыч натянул шапку на уши и, застегивая ватник, вышел.
– За семьдесят уже, а тянет в тайгу… – Дядь Саша задумчиво глядел на дверь, закрывшуюся за стариком. – Всю жизнь в лесу, а все равно…
– Привычка, видать… семьдесят два ему. – Колька сунул в рот очередную сигарету.
– Я ни разу не охотился… так чтоб вот. И не хотелось. Никакого простора. На море могу хоть месяц смотреть, а в лесу мне скучно. А Трофимыча в лес тянет. Я раньше думал, что человек к старости тупее как-то становится, – ни хрена. Так иной раз завернет, – дядь Саша развел руками, – ой-ой-ой! Аж башка кружится. В молодости не было такого.