Воля Донбасса (сборник) - стр. 29

– Вот эту возьми, – Хохол неожиданно вынырнул из-за стеллажа и протянул Боцману книгу.

«Белые и черные». Александр Котов.

– Это шо? – не понял Боцман.

– Книга. В шахматы можешь?

– Да я больше в буру там…

– Бура для малолеток. Шахматы для королей.

И ушел.

Мельникова-Печерского пришлось продлить еще на пару недель, впрочем, библиотекарь по этому поводу не переживал. Гораздо большей популярностью у контингента пользовались женские романы, а не русская и мировая классика.

Боцман зачитался книгой о великом русском шахматисте. Странные, какие-то магические, волшебные слова – эндшпиль, испанская партия, сицилианская защита, ферзевый гамбит – завораживали и манили. За ними скрывалась невиданная для Боцмана свобода: тихий закат над штилевым морем, пальмы, ром, влажные глаза мулаток, треск падающего сейшельского ореха…

Через несколько дней Боцман пришел к Хохлу и попросил его научить играть в шахматы. Хохол согласился, но не успел. Сначала его перевели в другой отряд, а потом началась война.

– Хохол, нам хана, – повторил Боцман. – Тикать надо.

Что-то очень большое разорвалось на плацу колонии.

– Надо, – согласился Хохол. – Но куда? И как?

– Да пофиг как, главное выбраться, я уже третьи сутки, кроме воды, ничего не жрал!

– Слушай, Боцман, – по нам лупят со всех сторон. Украинцы, сепары, какая разница? Наверняка зона окружена, на рывок пойдем, нас сразу пехота положит в лоб – и мама, не горюй. Сечешь?

– Секу… И шо робыть?

– Рокировку.

– Не понял? Это как в шахматах?

– Типа того. Ты трупы рексов видел здесь?

– Не…

– Жаль. Я тоже. Видать сдрыснула охрана, а то можно было бы переодеться.

– Так убежали все.

– Ну мало ли… Курить есть?

Боцман полез в карман, достал мятую пачку «Беломора», в ней оставались пять папирос.

Закурили прямо в коридоре. Неделю назад за такое их бы отправили в ШИЗО.

Пробегавший мимо молодой совсем зек резко остановился, учуяв табачный дым:

– Пацаны, дайте тягу.

– Пацаны сиську на параше сосут у дядек со стажем.

Страшный, холодный, льдистый взгляд Хохла ударил по лицу пацаненка, и того просто сдуло с коридора.

– Шо ты так? – спросил Боцман, но его слова заглушил очередной разрыв.

– Га?

– Шо вот так, – стряхнул с головы пыль штукатурки Боцман. – Шо беспределить? Дали бы по тяге пацану…

– Мне та тяга нужнее, – коротко бросил Хохол. Приподнялся, встал, отряхнул колени, подошел к лежащему осужденному. Ноги того были сплющены и перемотаны красной тряпкой, когда-то бывшей белой простынью с фиолетовой печатью в углу.

– Держи, браток, – раненый, не открывая глаз, зачмокал губами, втянул мокрый мундштук в рот. Затянулся, задержал дыхание. Закашлялся. Попытался повернуться, не смог, затих, тяжело дыша.