Воля богов! Повесть о Троянской войне - стр. 41

– И что? – с безразличным недоумением спросил Аполлон.

– Что?! Ты спрашиваешь что? Ты, его лучший сын?! Твой дед Крон не спрашивал, что ему делать с его отцом, Ураном, а Зевс не спрашивал, что ему делать с его отцом.

– Серпом по яйцам и в Тартар4, – всё таким же безразличным тоном ответил Аполлон. – Ты предлагаешь устроить заговор?

– Заговор! – яростно прошипела Гера. – Свяжем, оскопим, отправим в Тартар. Ты займёшь его место. Никто не станет нам мешать! Его все ненавидят. Но слишком многих к заговору привлекать не будем. Хватит нас и Фетиды.

– Фетида? Она-то при чём?

– Она Зевса больше всех ненавидит. Когда она ему отказала, он насильно выдал её замуж за смертного. Теперь она только и думает, что о мести. Пусть отвлечёт его. Он-то о ней ничего не подозревает.

– Откуда ты всё это знаешь?

Гера мрачно усмехнулась:

– Я многое знаю, Аполлон.

Весть о совершеннолетии самой красивой девушки в мире разнеслась по Элладе. Все неженатые цари и царевичи отправились в Спарту к царю Тиндарею, чтобы попытать счастье в качестве жениха прекрасной Елены. Тиндарей принимал всех, день за днём не прекращался пир у него во дворце. Гостеприимство Тиндарея ни у кого не могло вызвать нареканий, но сам он был мрачен и неразговорчив. Вино и кушанья на столе не иссякали, но несчастное, извиняющееся выражение не сходило с лица хозяина, а среди гостей росло недовольство: за всё время сватовства никто из них ни разу не увидел красавицу Елену, а Тиндарей упорно не хотел говорить о её замужестве, никак не давал понять, кого он хочет видеть своим зятем. Еда и вино уже не лезли в рот женихам, и чем больше они нервничали, тем несчастнее становилось лицо Тиндарея. Когда гости спрашивали его о дочери, он отвечал уклончиво, но неизменно вежливо. Лишь раз сорвался: когда один из женихов, пытаясь польстить Елене и её отцу, стал перечислять ходившие по Элладе легенды о её красоте и среди прочего упомянул лебединую поступь, Тиндарей вдруг стукнул кулаком по столу, вскочил и закричал:

– Неправда! В ней нет ничего лебединого!

– Но это же только поэтический образ, – растерянно возразил жених.

Тиндарей густо покраснел, опустился на своё место и пробормотал извиняющимся голосом:

– Конечно, я это понимаю. Поэтический образ. Просто я… не люблю лебедей.

Короткое время все молчали, потом заговорили снова, но уже не так громко. Тосты и речи прекратились, все только мрачно ели, пили и тихонько между собой бранили хозяина.

Одиссей – царевич с острова Итака сидел в стороне и думал о том, что не так уж ему нужна эта Елена, которую он ни разу не видел, что это общество ему уже настолько опротивело, что окажись он среди женихов ещё раз, то уж точно не сдержался бы: взял бы лук и перестрелял их всех, и что поведение Тиндарея странно и подозрительно, и надо бы узнать, в чём тут дело. Стоило ему это подумать, как Тиндарей вдруг сам пробежал мимо него и, странно подмигивая, шепнул не своим голосом: «Одиссей, зайди ко мне – надо поговорить». Сказав это, он поспешно смешался с толпой и пропал. Удивлённый царевич поднялся и пошёл к Тиндарею.