Волшебные краски - стр. 2
Все хвалили осла.
Но таким он бывал не всегда. Случалось, что он становился упрямее всех ослов. Не давался запрягаться, не хотел выходить из своей загородки. Брыкался. Нестерпимо кричал. И если его удавалось запрячь, то никакая сила не могла заставить ослика сдвинуться с места. И самым удивительным было, что так себя ослик вёл только по понедельникам.
Кому только не жаловались на осла! И зоотехнику. И ветеринарному врачу. И директору садика. Все лишь разводили руками. Никто не мог объяснить, почему именно в понедельник осёл не хотел работать.
Много понедельников мучились с ослом и наконец узнали, в чём дело. Сторож сельского магазина сказал. Оказывается, ослик семь лет работал при магазине. Семь лет понедельник был для него выходным днём. И теперь ослик никак не хочет изменить своей привычке. Если это так, то лучше всех понимала ослика Катя. Она, угощая любимца сахаром, ласково успокаивала: «Даже самому хорошему, самому послушному ослику обязательно нужен выходной. Понедельник так понедельник».
Сластёна-своевольник
Большим уже вырос Славик и очень многое знал. Знал он, как чайник кипит, где хлеб растёт, почему ночью темно. Умел Славик отличать ворону от голубя, умел ягоды собирать и башмаки зашнуровывать. Толковым пареньком рос Славик. Во всём.
Знал Славик, что леденцы вкуснее каши, что мороженое лучше щей, что сахарной помадки можно съесть больше, чем хлеба. Многое знал… Одно только было непонятно ему: в чём сила? Почему его товарищи проворнее? Почему они быстрее бегают и выше прыгают, дальше ходят и дольше не устают? Как они могут делать то, что Славик не может? Ведь ему тоже пять лет.
Бледным рос Славик. Хилым. Ручки слабенькие. Ножки тоненькие. Шея как спичечка. Бабушка с мамой говорили, что это всё у Славика от сладкого. Оттого что он щи с кашей не ест, а сахар, конфеты, варенье – за моё почтение. Весь день готов есть.
Но ведь конфеты вкусные. Кто-то должен знать, почему это так. А кто скажет, кроме дедушки? Дедушка всё знает, всё умеет.
– Пожалуйста, – просит Славик, – скажи, почему я щи, кашу да чёрный хлеб есть не могу? Я и без мамы понимаю, что на одних конфетах здоровье не наживёшь. А я люблю их, дедушка, очень люблю. Разве я виноват?
– А я и не виню тебя, внучек, – отвечает дед. – Я тоже маленьким был и по себе знаю, кто виноват.
– А кто?
– Язык во всём виноват. В языке дело.
– Какой язык, дедушка?
– Мой. Вот этот, – сказал дед. – Сластёной он был у меня. Да ещё своевольником. Всё хотел делать, как ему надо. Поставит мне мать щи, а он мёду требует. Принесёт мать кашу, а он: «Не хочу, давай пряников!» Командует надо мной. Распоряжается. Велит есть что ему по вкусу, а мне во вред. А я, дурачок, поддаюсь ему – слушаюсь. Что скажет, то и делаю. И до того меня мой язык довёл, что я еле ноги таскать начал в семь-то лет! Малолетки и те меня вперегонки оставлять начали. Кошку поднять не мог…