Вольные хлеба - стр. 43
– Да нет, кончу на каникулах.
– Вы ведь на ВЛК? Жду вас после каникул.
Все каникулы сижу в кресле у стены, где когда-то царили тигры на белом кафеле. Это единственное тёплое место в квартире. Мама уходит к внукам на целый день и возвращается без сил.
Я обязательно должна до Москвы кончить книгу переводов, но отвлекаюсь часто, просто сижу и смотрю в пространство. Такая безнадёжность от холода в квартире! Я-то уеду через несколько дней, а мама… Бедная моя мама!
– Не переживай, – успокаивает она меня, – это последняя наша с тобой трудная зима. Весной поменяемся с Юрой, а там и тебе дадут квартиру.
Это была далеко не последняя трудная зима, для меня, во всяком случае. Маму я всегда старалась оградить.
Притчу свою я забросила, конечно, главными были переводы. Потом так трудно было входить в неё снова!
13. Никогда больше
Переводы я всё же кончила в Ростове, отослала Ганне. В Москве меня ждало её письмо.
Она писала, что на зимних каникулах к ней приехал мой сокурсник и привёз свои переводы её стихов.
«У него не было никакой уверенности, что они будут напечатаны, им двигала только любовь к моим стихам, – писала Ганна, – и я хочу, чтобы часть книги была в его переводах. Для этого некоторые ваши переводы придётся снять, и в первую очередь – поэму». И тут же указание: «Поторопите подборку в Дружбе народов», это путь к книге».
Меня потряс её высокомерный тон, она писала мне, как провинившейся служанке. А ведь в прошлом письме было несколько авторизованных стихов и два-три замечания по остальным!
– Не пишите ей больше, – возмущается редактор в журнале, – письмо действительно хамское. Мы сами пошлём ей стихи на авторизацию, и издательство пусть отсылает.
Редактор в издательстве и не разговаривает со мной:
– Она хозяйка, имеет право отказаться от переводчика, который её не устраивает.
– Но она уже авторизовала, практически, всю книгу!
– Значит, ваш коллега привёз ей переводы, которые лучше ваших.
– Я ничего не могу доказать. Это вы можете сравнивать.
– Она хозяйка книги.
Прихожу к заведующему отделом. Он смотрит на меня сочувственно.
– Понимаете, я не только стихи переводила, когда вопрос об издании книги не был решён, я поэму переводила в тысячу с лишним, строк! И она авторизована! Я уже не говорю о том, что книгу рассматривали с моей подачи. Если бы Николай Николаевич был жив…
– Светлана, я всё понимаю. Николай Николаевич очень хорошо о вас отзывался. Но вы знаете, Ганна – инвалид, лежачая, как мы можем спорить с ней? Нас не поймут.
– Тогда я забираю рукопись.
– Это жест красивый, но очень дорогой.