Волки у дверей - стр. 42
Дамьен сидел под деревом метрах в двух от тропинки, сжавшись в комок и упираясь головой в колени. По его хрупкому тельцу пробегала дрожь, лицо уже припухало от кровоподтеков, а икры саднило от многочисленных царапин. Когда перед ним внезапно вырос Люка, мальчуган чуть отпрянул, заметив запекшуюся кровь у него на подбородке и щеках.
– Ничего страшного, не бойся, я просто упал и малость поранился, – сказал Люка, утираясь рукавом куртки. – Ну и рожи у нас с тобой, а?
Дамьен расплакался и бросился ему на грудь.
– Я не хотел, чтобы так вышло, – прошептал он. – Хотел только немного поиграться, понимаешь?..
– Понимаю, Дамьен, ты тут ни при чем. Но все уже позади, я отвезу тебя домой.
Люка встал, держа мальчика на руках. А когда вернулся на дорогу, ему показалось, что где-то рядом шевельнулись ветви деревьев.
Клер уткнулась лицом ей в живот и наблюдала, как она разговаривает с водителем, улыбается и смеется, и этот голос ласкал ей слух. Когда она спросила, куда они едут, мать, гладя ее по головке, ответила, что они едут далеко, очень далеко – туда, где их никто не найдет, что теперь они будут вместе, всегда… И Клер успокоилась, пригревшись на солнышке, которое, пробиваясь сквозь стекло, грело ей щеки и веки.
Пока их не накрыла огромная тень.
Пока лицо матери не исчезло совсем, превратившись в черную пустоту, силившуюся проникнуть к ней в душу.
У нее разболелась голова; вокруг беспрестанно метались тени; пол под тяжестью шагов, казалось, продавливался. Даже стены стали другими: они как будто расцветились яркими красками – отчего создавалось впечатление, что потолок приподнялся, – и как будто раздвинулись.
Незнакомая девочка стояла в коридоре. Клер хотела позвать ее, но она побежала к комнате матери – дверь туда теперь была распахнута настежь.
Комната утопала в ярком сиянии, но этот свет ни от чего не отражался. На постели, посреди комнаты, лежала Элизабет. Одна ее рука, белая-белая, неподвижно свисала с кровати, живот походил на впадину, заполненную чем-то вязким.
Клер различала мельчайшие черточки ее лица, бесцветные неподвижные глаза, приоткрытый рот, длинные-предлинные волосы, подобные чернильным волнам, захлестнувшим матрас; это лицо она узнала только по старым фотографиям, а теперь оно казалось застывшим и пугало. И все же она ее нашла. И могла к ней прикоснуться, обнять ее, вдохнуть в нее жизнь, чтобы она снова могла дышать.
Тишину нарушил глухой рык – он казался всеохватывающим и заполнял все вокруг: комнату, дом, близлежащие окрестности – и даже докатывался до неба, которое проглядывало в окне и казалось пунцовым.