Волки на переломе зимы - стр. 32

Феликс тоже встал – медленно, неохотно.

– Что же, – сказал он, – завтра я сделаю несколько звонков. Поговорю с ее приятелем из Буэнос-Айреса. Наверно, выяснить, там ли ее похоронили, где она хотела, будет совсем не трудно.

Они с Феликсом вместе направились к лестнице.

– Я хочу еще кое-что спросить, – сказал Ройбен, когда они поднимались по ступенькам. – Почему вы вдруг спустились в библиотеку? Услышали какие-то звуки или что-то почувствовали?

– Не знаю, – ответил Феликс. Проснулся. И ощутил нечто вроде frisson[4], как это называется у французов. Что-то было не так. А потом, конечно, увидел тебя, увидел, как на тебе проступает волчья шерсть. Ты же знаешь, что мы неким неощутимым образом сообщаем друг другу о том, что начинаем трансформироваться…

Они приостановились в темном коридоре перед дверью в комнату Феликса.

– Тебе не будет тяжело остаться одному? – спросил Феликс.

– Нет, нисколько, – ответил Ройбен. – Это был страх не того рода. Я не боялся ее и не ждал от нее ничего дурного. Это было нечто совсем другое.

Феликс не пошевелился, не взялся за ручку двери. Он немного помолчал и сказал:

– Как бы я хотел ее увидеть!

Ройбен кивнул. Конечно, Феликс очень хотел этого. И, конечно, Феликс пытался угадать, почему она явилась Ройбену. Разве мог он не думать об этом?

– Но ведь призраки являются тем, кто способен их видеть, верно? – спросил Ройбен. – Вы же сами так сказали. Кажется, отец сказал то же самое, когда мать как-то раз принялась высмеивать саму мысль о явлении призраков.

– Да, это так, – согласился Феликс.

– Мне кажется, стоит согласиться, что она хочет, чтобы этот дом вернулся к вам.

– Вы так считаете? – упавшим голосом спросил Феликс. Он казался сломленным, его постоянную ненаигранную бодрость как рукой сняло. – Ройбен, с какой стати ей хотеть, чтобы мне что-то здесь принадлежало, после того как я бросил ее?

Ройбен ничего не сказал. Он вновь явственно представил ее себе, ее лицо, страдальческое выражение на нем, то, как она тянулась к нему сквозь стекло. Пожал плечами. И пробормотал:

– Ей больно.

Он вновь взглянул на Феликса и вдруг смутно ощутил, что выражением лица тот пугающе походил на Марчент.

Рано утром его разбудил звонок телефона; увидев на экране имя Селесты, он не стал отвечать. В полусне он прослушал оставленное ею сообщение: «… и, думаю, для кого-то это, может быть, и окажется хорошей новостью, – говорила она необычно ровным голосом, – но только не для меня. Я говорила об этом с Грейс и, конечно, учитываю и ее чувства. Как бы там ни было, мне нужно повидаться с тобой, потому что без тебя я не могу принять окончательное решение».