Волк среди волков - стр. 53
– Но разве это правильно?! – вскричал Праквиц в ужасе перед новым мировоззрением своего друга. – Разве достойно?.. Жить только для того, чтобы утолить свой жалкий голод?
– Конечно, неправильно. Конечно, недостойно, – согласился Штудман. – Но никто о том не беспокоится – так, мол, оно есть и пусть. Но если это так, нельзя закрывать на это глаза – этим нужно заняться вплотную. И если считаешь это недостойным, нужно задать себе вопрос: как это изменить?
– Штудман, – спросил фон Праквиц, в полном смятении и отчаянии, Штудман, а ты случайно не социалист?
На одну секунду отставной обер-лейтенант смутился, словно его заподозрили в убийстве из-за угла.
– Праквиц, – сказал он, – мой старый боевой товарищ, ведь социалисты думают о деньгах в точности то же, что ты! Только они хотели бы отнять у тебя деньги для себя самих. Нет, Праквиц, я отнюдь не социалист. И никогда им не буду.
– Но что же ты тогда? – спросил фон Праквиц. – Должен же ты в конце концов принадлежать к какой-нибудь группе или партии?
– Как так?.. – спросил фон Штудман. – Почему, собственно, должен?
– Да не знаю, – растерялся фон Праквиц. – Каждый из нас в конце концов к чему-то примыкает, – хоть те же выборы взять… Так или иначе надо же определиться, вступить в ряды. Просто, знаешь… этого требует порядочность!
– А если меня ваши порядки не устраивают? – спросил фон Штудман.
– Да… – протянул Праквиц. – Помню, – размечтался он вслух, – был у меня один паренек в эскадроне, один такой хлюпик, как мы тогда выражались, сектант один… как его звали?.. Григолейт, да, Григолейт! Очень приличный, порядочный человек. Но отказывался брать в руки ружье или саблю. Уговоры не помогали, зуботычины не помогали, взыскания не помогали. «Слушаюсь, господин лейтенант! – говорил он (я был тогда лейтенантом, дело было еще до войны), – но мне нельзя. У вас свой порядок, а у меня свой. А раз у меня свой порядок, мне нельзя его преступать. Когда-нибудь мой порядок станет и вашим…» Такой, понимаешь, человечек, сектант какой-то, пацифист, но приличного сорта пацифист, не из этих шкурников, которые кричат «долой войну!», потому что сами они трусы… Понятное дело, можно было легко превратить ему жизнь в сущий ад. Но старик наш был разумный человек и сказал: «Он просто несчастный идиот!» Так его и списали со счета по пятнадцатой, знаешь, статье – хроническая душевная болезнь…
Ротмистр, задумавшись, молчал; он, может быть, видел перед собой толстого Григолейта, круглоголового с льняными волосами, нисколько не похожего на мученика.
Но Штудман звонко расхохотался.