Волк по имени Ромео. Как дикий зверь покорил сердца целого города - стр. 35

Мой случай был иным. Здесь был вовсе не Йеллоустонский парк или Национальный парк «Денали», не отдаленный горный хребет Брукс-Рейндж, где я прожил почти половину своей жизни, и не остров Банкс Канадского Арктического архипелага – места, куда отправляются такие люди, как я, в надежде найти волков – часто с минимальным успехом. Вместо этого волк сам стал инициатором контакта, постепенно все больше приоткрывая нам дверь в иной мир. Мы даже не мечтали о подобном, когда в 1999 году купили этот участок с видом на западный берег озера и я расчищал его от влажного весеннего снега и льда, чтобы залить бетонное основание под фундамент.

Я всегда полагал, что лучший аргумент при выборе места для дома – это открывающийся вид. И мы оказались чертовски правы: из окон открывалась широкая панорама на ледник, возвышающийся над озером, горы – словно парящая рамка фотографии с резными краями, как оказалось, вокруг одного-единственного волка. Просто видеть его из окна было уже вполне веской причиной для того, чтобы пройти через все муки строительства. А теперь мы и вовсе очутились в какой-то несуществующей реальности, где больше казались изучаемыми, чем исследователями. И то, что происходило между нами, нельзя было назвать просто наблюдением, а скорее бессловесным общением двух видов. Каждый из нас, без всякого сомнения, признавал другого, и мы на ощупь прокладывали неведомую доселе дорогу навстречу друг другу. Вопрос был лишь в форме этих отношений и в том, как далеко они зайдут.

Да, конечно, волк сам пришел к нам, но этот факт не отменял нашей ответственности. Он должен был уйти еще несколько недель назад – почувствовать далекий зов, потерять к нам интерес, вернуться в свой мир. Остался ли он здесь из-за нас или он предпочел бы это место независимо от того, что мы делали или не делали? Следовало ли нам предпринимать какие-то действия, чтобы заставить его уйти? Оставаться здесь, в нашем окружении, фактически было для него равноценно отсроченному смертному приговору. И тогда мы с Шерри набрались смелости и стали действовать. Мы бегали за ним, кричали, махали руками и бросали в него твердые снежки, от которых он уворачивался с изящной грацией. На следующий день он снова был на том же месте, как ни в чем не бывало. Если бы каждый человек, встречающийся на его пути, делал бы то же самое, может, это и помогло бы изгнать его, но пока что волк не выказывал ни малейшего желания покидать это место.

Я нашел своеобразное утешение в следующем соображении: если посмотреть на ситуацию с практической точки зрения (а дикие животные бывают весьма практичными, когда дело касается вопроса выживания), вряд ли бы он стал голодать только ради того, чтобы пообщаться с кем-то, особенно с животными не его вида. Должно быть, он нашел то место, которое соответствовало его потребностям, где было достаточно дичи для сытой и беззаботной жизни. Голодные волки, как и все живые существа, не могут позволить себе роскошь тратить время на игру и, подобно людям в схожей ситуации, способны на отчаянные поступки: например, есть собак и, кто знает, возможно, даже нападать на людей. Однако это животное явно было сытым, покрытым густой шерстью и настолько дружелюбным и спокойным, насколько вообще может быть волк. Но ни его способности к выживанию, ни желание вступать в контакт с собаками не зависели от внешних обстоятельств – он сам решал, что ему делать.