Волк-одиночка - стр. 12
В общем, я удивился. Хотя нельзя сказать, что испугался. Тем более что бояться, собственно, не стоило. Визит вряд ли был связан со смертью Четырехглазого, поскольку милиции не в чем было меня заподозрить. Не станут же они всерьез думать, что я готов пришить друга ради бабок. Из-за чего другого – возможно, но в любом случае, причина должна быть куда более веской. А деньги – бумага, сегодня есть, завтра – нет, но мы живем, хотя, конечно, с ними жить веселее. Но мараться?..
Или убийцы. Эти вообще никак не могли связать меня и убитого Четыре Глаза. Ну, опознал, ну и что? Не их же, а труп.
Единственное правдоподобное объяснение моего настороженного удивления – соседи снизу, которые могли прийти и призвать меня к ответу за устроенный вчера над их головами погром. Но тогда какого черта они ждали всю ночь? Могли бы прийти сразу и начистить мне лицо, пока я еще находился в непрезентабельном состоянии, похожий на планктон.
Нет, определенно, бояться мне было нечего.
Звонок повторился. И, пока я, кряхтя, как дед Мазай, перевыполнивший норму по спасению зайцев в четыре с половиной раза, вставал, искал в темноте халат и затягивал на животе его пояс, он прозвенел, коротко и требовательно, еще трижды.
Осторожно, стараясь особо не раскачиваться на ходу, чтобы не тревожить понапрасну больную голову, я прошел в прихожую, щелкнул выключателем и, сощурившись под ударившим в глаза ярким светом дневной лампы, открыл защелку и распахнул дверь.
Оттого, что я был ослеплен, я и не смог оценить сразу всю открывшуюся передо мной картину. А она была следующего содержания. У порога, держась правой рукой за стену, а левой – за ребра, стоял Ян Литовец. Человек, с которым я делил одну на двоих таксерскую «Волгу» и некоторые, возникающие то у меня, то у него, проблемы. Короче, мой сменщик. И я припомнил, что по потолку спальни минуты две-три назад пробежали зайчики автомобильных фар. Я тогда еще слегка удивился – кого занесло в такую рань в наш тихий двор? Но, оказывается, это был всего лишь Ян.
Лицо напарника походило не сказать, чтоб на отбивную, но на палитру художника – точно. На подбородке с левой стороны синел обширный фонарь, все сине было и вокруг глаз. Нос распух, уши тоже увеличили свои габариты в пару раз и горели ярко-красным пламенем, как и половина лица, не покрытого синевой.
– Ты дома? – язык у него шевелился хреново. Не лучше, чем у меня в тот момент, когда я проснулся. А то и хуже.
– Как видишь, – я осторожно взял его за талию и помог войти. – Идем в спальню. На кухне тараканы забаррикадировались, никак выкурить не могу. И водометы пробовал, и слезоточивый газ. Из гаубицы прямой наводкой бил – ничего не помогает. Может, атомную бомбу сбросить, как думаешь? – я молол чушь, стараясь заговорить его до такой степени, чтобы он забыл о боли. Хоть немного. Как он себя чувствует при такой раскраске, я примерно представлял. Приходилось, знаете ли, испытывать.