Волхв - стр. 64
– А вы как думаете – что?
– Спиритизм?
– Инфантилизм.
– С моей стороны?
– Естественно.
Его лицо еле различалось в темноте. В свете лампы, падающем из открытой двери, он видел меня лучше, ибо во время разговора я повернулся к фасаду.
– Вы так и не ответили.
– Подобная реакция характерна для вашего века с его пафосом противоречия: усомниться, опровергнуть. Никакой вежливостью вы это не скроете. Вы как дикобраз. Когда иглы этого животного подняты, оно не способно есть. А если не ешь, приходится голодать. И щетина ваша умрет, как и весь организм.
Я покачал бокалом с остатками узо:
– Это ведь и ваш век, не только мой.
– Я провел много времени в иных эрах.
– Читая книги?
– Нет, на самом деле.
Сова опять принялась кричать – равные, мерные промежутки. В соснах сгущалась мгла.
– Перевоплощение?
– Ерунда.
– В таком случае… – Я пожал плечами.
– Человеку не дано раздвинуть рамки собственной жизни. Так что остается единственный способ побывать в иных эрах.
Я поразмыслил.
– Сдаюсь.
– Чем сдаваться, посмотрели бы вверх. Что там?
– Звезды. Космос.
– А еще? Вы знаете, что они там. Хоть их и не видно.
– Другие планеты?
Я повернулся к нему. Он сидел неподвижно – темный силуэт. По спине пробежал холодок. Он прочел мои мысли.
– Я сумасшедший?
– Вы ошибаетесь.
– Нет. Не сумасшедший и не ошибаюсь.
– Вы… летаете на другие планеты?
– Да. Я летаю на другие планеты.
Поставив бокал, я вытащил сигарету и закурил, прежде чем задать следующий вопрос:
– Физически?
– Я отвечу, если вы объясните, где кончается физическое и начинается духовное.
– И у вас… э-э… есть доказательства?
– Бесспорные. – Он сделал паузу. – Для тех, кто достаточно умен, чтоб оценить их.
– Это вы и подразумеваете под призванием и духовидением?
– И это тоже.
Я умолк, поняв, что необходимо наконец выбрать линию поведения. Во мне, несмотря на определенный опыт общения с ним, крепла инстинктивная враждебность; так вода в силу естественных законов отталкивает масло. Лучше всего, пожалуй, вежливый скепсис.
– И вы… так сказать, летаете… с помощью телепатии, что ли?
Не успел он ответить, как под колоннадой раздалось вкрадчивое шарканье. Подойдя к нам, Мария поклонилась.
– Сас эвхаристуме, Мария. Ужин готов, – произнес Кончис.
Мы встали и отправились в концертную. Опуская бокал на поднос, он заметил:
– Не все можно объяснить словами.
Я отвел глаза.
– В Оксфорде нам твердили, что если словами не выходит, другим путем и пробовать нечего.
– Очень хорошо. – Улыбка. – Разрешите называть вас Николасом.
– Конечно. Пожалуйста.
Он плеснул в бокалы узо. Мы подняли их и чокнулись.
– Эйсийя сас, Николас.