Волхв - стр. 11
Девушка примерно моего возраста, с рюкзаком за плечами и с тяжелым чемоданом. На ней был светлый плащ, мятый и потершийся. Лицо загорело до черноты; чтобы добиться такого загара, нужно неделями жариться на солнце. Длинные волосы выгорели почти добела. Смотрелись они непривычно, ведь в моде была короткая стрижка, девушки вовсю канали под мальчиков; а вокруг этой витал аромат Германии, Дании – бродяжий дух с налетом извращения, греха. Отступила в глубину прихожей, подзывая меня. Давно я не видел такой натянутой, лживой, вымученной улыбки.
– Пожалуйста, отыщите Мегги и позовите ее сюда.
– Маргарет?
Она кивнула. Я продрался сквозь толпу и поймал Маргарет на кухне.
– А, явился. Привет.
– Тебя там зовут. Девушка с чемоданом.
– Здрасьте пожалуйста! – Переглянулась с какой-то женщиной. Запахло скандалом. Она поколебалась и поставила большую бутылку пива, которую собралась открывать, на стол. Ее мощные плечи расчистили нам путь назад. – Алисон! Ты же обещала через неделю.
– У меня деньги кончились. – Бродяжка посмотрела на старшую девушку бегающим, настороженно-виноватым взглядом. – Пит вернулся?
– Нет. – И, предостерегающе понизив голос: – Но здесь Чарли и Билл.
– Ах, черт. – Оскорбленное достоинство. – Умру, если не приму ванну.
– Чарли ее всю забил пивом, чтоб охладилось.
Загорелая поникла. Тут вмешался я:
– У меня есть ванна. Наверху.
– Да? Алисон, познакомься, это…
– Николас.
– Вы правда позволите? Я только что из Парижа. – С Маргарет она говорила почти как австралийка, со мной – почти как англичанка.
– Конечно. Я покажу, где это.
– Сейчас, только возьму что-нибудь переодеться.
В комнате ее встретили приветственными возгласами:
– Ого, Элли! Какими судьбами, подружка?
Рядом с ней оказались два или три австралийца, каждого она чмокнула. Маргарет – толстухи всегда покровительствуют худышкам – живо их растолкала. Алисон вынесла смену одежды, и мы отправились наверх.
– Господи боже, – сказала она. – Эти австралийцы.
– Где путешествовали?
– Везде. Во Франции. В Испании.
Мы вошли в квартиру.
– Надо выгнать из ванны пауков. Выпейте пока. Вот там.
Когда я вернулся, в руках у нее был бокал с виски. Она снова улыбнулась, но через силу: улыбка сразу погасла. Я помог ей снять плащ. От нее шибало французскими духами, концентрированными, как карболка; светло-желтая рубашка сильно засалилась.
– Вы внизу живете?
– Угу. Вместе снимаем.
Молча подняла бокал. Доверчивые серые глаза – оазис невинности на продажном лице, словно остервенилась она под давлением обстоятельств, а не по душевной склонности. Остервенилась и научилась рассчитывать только на себя, но при этом выглядеть беззащитной. И ее выговор, уже не австралийский, но еще не английский, звучал то в нос, с оттенком хриплой горечи, то с неожиданной солоноватой ясностью. Загадка, живой оксюморон.