Размер шрифта
-
+

Волевой порог - стр. 4

Но утренний обход как ритуал не мог миновать и этой отдельной палаты. И вот в назначенный час распахнулась белая дверь с остеклением, прикрытым натянутой на бечевках белой тканью, и в палату вошел главный врач, потирающий довольно руки и улыбающийся, и несколько врачей, чьи пациенты будут осмотрены и опрошены в этой утро во время обхода палат.

– Ну-с, Михаил Юрьевич, – усаживаясь на табурет, услужливо подсунутый одним из врачей, заговорил Александр Борисович, – как мы сегодня себя чувствуем? Поведайте нам с коллегами.

– Болит меньше, пальцами шевелить могу, – с готовностью стал рассказывать Сосновский. – Чешется под гипсом, аж сил нет никаких.

– Ну, голубчик, – рассмеялся врач, – эта проблема легко решается. Давно бы попросили Ирину Васильевну, и она вам школьную линейку нашла бы.

– Правда? – Сосновский восторженно посмотрел на медсестру, замершую у изголовья кровати, как часовой на посту. – Как же я сам не догадался-то! Попрошу, обязательно попрошу.

– Ну, что же, товарищи, – доктор поднялся с табурета, – у пациента Сосновского заживление идет нормально, насколько я могу судить. Болевые ощущения исчезают, покраснений и отеков не заметно. Не заметно, Ирина Васильевна?

Медсестра вздрогнула, как будто ее неожиданно оторвали от мечтаний. Она поспешно заверила доктора, что у больного не замечено отеков и нездоровых покраснений. Похлопав Сосновского по руке, Миронов со свитой врачей удалился. И через несколько секунд его голос слышался уже из другой палаты.

– Вот видите, товарищ Половцева, – жизнерадостно улыбнулся Сосновский, – начальство велело вам раздобыть мне школьную линейку и…

– Я не буду вам чесать ногу, – надула губки медсестра. – Сами справитесь, больной.

– Эх, – вздохнул Сосновский и пошевелил пальцами загипсованной ноги, подвешенной на тросике, перекинутом через блок. – Одиночество, как тяжко ты во младе лет!

– «Во младе лет»? Это что-то новое! – усмехнулась медсестра, поправляя полотенце на спинке кровати, халат на спинке стула. – Пушкин, Лермонтов?

– Сосновский, но Михаил Юрьевич. Чувствуете поэтическое родство?


Серпантин тянулся и тянулся, стелилась под колеса «Виллиса» укатанная каменистая почва. Мотор завывал на крутых поворотах и снова ровно тянул на прямых участках. Буторин, сидя за рулем, все чаще посматривал на приборную доску. Выдержит латаная-перелатаная машина, прошедшая столько дорог, или не выдержит? Температура двигателя ползла вверх. Еще немного, и вода в радиаторе закипит. Шелестов, сидя на переднем сиденье, с интересом смотрел вверх, на техническое чудо: уникальную подвесную канатную дорогу, по которой вагонетки с рудой спускались к комбинату с горного месторождения. Перепад высоты около полутора километров. И эту систему тоже придется восстанавливать.

Страница 4