Волчья ягода - стр. 23
– Я грех сына своего, Ильи, отмаливаю. Да и свой грех.
– На тебе греха нет. На мне он висит, словно камень тяжелый.
– Ты дослушай, Аксинья. В тот вечер проклятый, когда Илюха рыжего петуха пустил… Я видела, все видела: как свекровь моя подзуживала мальца… Как лучину он поджег в печи нашей, как к сараю твоему подошел, как… Все видела!
– А что ж крик не подняла?
– А я смотрела и молчала. Думала, пусть сгорит все, сгорит! Поделом суке.
Катерина, не прощаясь, ушла. Аксинья знала, что мужа она приведет.
– Здравствуй, Семен. – Он поднял голову с коротко стриженной макушкой и ясно угадывавшимися залысинами.
Смяла, закрутила его Смута, точно листок в бурном потоке. Потрепала – и выкинула на берег.
– А ты мало изменилась, – он говорил слишком громко, и Аксинья вздрогнула, вспомнив о стоящей на крыльце Катерине.
Семен вглядывался в ее тонкое лицо, темные глаза с красноватыми от утомления белками, яркие губы с чуть опущенными уголками, будто хотел найти ответ на какой-то вопрос. Тяжело, словно старик, опустился на лавку.
– Все во мне поменялось, Семен, все – и снаружи, и внутри. Мне… нам тяжело далась эта зима.
– А? Не слышу я. – Гость осматривал избу взглядом, не выражавшим ничего, кроме усталости.
– Что случилось с тобой, Семен? – Аксинья с жалостью смотрела на бортника.
– Да громче ты говори. Что вы все шепчете? Уговорились, что ль? Не слышно ничего. Сами тихо говорят, а я понимай, – бурчал Семен.
Аксинья подошла к нему и крикнула прямо в ухо:
– Что с тобой?
– А… И сам не знаю.
Он поднялся и подошел к иконостасу.
– Господь наказывает за грехи.
– Семен…
– Мне везло, я всего лишь привозил на телеге зерно, мясо, масло, воду. Работа нехитрая, – его громкий, срывавшийся в крик, невыносимый голос отдавался в Аксиньиной голове. – Если мужик сыт – он и воюет хорошо. А под Псковом не повезло… Кучка разбойников из пищалей стреляли, наши – в ответ. Рядом со мной громыхало. И сейчас громыхает. Будто дюжина колоколов звенит.
Семен кричал, и сердце Аксиньи сжималось. Она не знала, чем ему помочь. Хитрая природа человека порождала запутанные, неясные хвори, и знахарка колебалась меж двух путей: сказать неутешительную правду или солгать.
– Катерина, иди в избу. Что на крыльце стоишь? – Женщина зашла и подняла несмелый, полный недоверия взгляд.
– Что с ним? Сможешь ли помочь ему, Аксинья?
– Время врачует все. Вот снадобье, заваривай травы, смачивай ветошь и клади в уши. Да три раза три десятка дней.
– Спасибо! Прости ты меня за все, – недоверие в глазах Катерины сменялось надеждой, и скоро они ушли со светлыми улыбками на измученных лицах.