Волчий яр - стр. 16

С этого дня токарь Бабенко стал революционером.

Студент четвертого курса Киевского Императорского университета Святого Владимира Феликс Иванович Воронцов хотя и происходил из обедневшей ветви знатного русского рода, но своего графского титула сторонился и вообще всячески симпатизировал социалистам еще с гимназической скамьи. Уже тогда юный Феля начал понимать, что далеко не каждому отроку суждено получить среднее образование (не говоря уже о высшем) и что есть конкретные слои и национальности, которым это сугубо тяжело, а зачастую положительно невозможно. В самом же учебном процессе преподаватели и профессора относились лучше лишь к тем гимназистам и студентам, которые имели влиятельных и богатых покровителей-родителей. И если с первым пунктом у феликсовых papa et maman было всё в порядке, то со вторым с определенного момента начались большие трудности.

Так случилось, что граф Воронцов – старший оказался на редкость бездарным финансистом. Не сумев должным образом распорядиться оставшимся от предков капиталом, он доверился отъявленным аферистам, втянулся в сомнительные прожекты и, как следствие, прогорел. Семья была вынуждена покинуть просторный особняк в Липках и перебраться в скромную квартиру на Большой Владимирской. Штат прислуги сократился до одной единственной горничной, которая, помимо всего прочего, любезно согласилась исполнять обязанности кухарки. Это была еще молодая крестьянская девушка из Полтавской губернии, с которой гимназист Феликс впервые лишился невинности. Он также хорошо знал, что она одновременно приходилась любовницей и его отца, который из всей прислуги предпочел оставить лишь ее. Такое положение дел устраивало всех, потому как мать Феликса ни о чем не подозревала.

Через какое-то время полтавчанка забеременела, и отец поспешил от нее избавиться, опасаясь за свое всё еще высокое реноме. Он нисколько не сомневался, что ребенок от него, а потому предложил ей сперва вытравить плод, на что крестьянка не согласилась, заявив, что это большой грех. Его сиятельству ничего не оставалось, как рассчитать бедную горничную и отправить на все четыре стороны. Расщедрившись, он выдал ей сверх положенного «Катеньку». Так и полагал старый кретин, что в ней его семя, тогда как оно могло быть в равной степени и Феликса.

Уход из дома горничной Феликса ничуть не смутил, скорее даже обрадовал. Последние месяцы она ему ужасно надоела, будучи полезной лишь в тех случаях, когда у молодого графа начинали шалить гормоны. Ответственности за возможное отцовство юноша не чувствовал, как будто это его не касалось. Более того, он потерял всякий интерес к ее дальнейшей судьбе и никогда с ней более не встречался.