Волчий мох - стр. 17
Ничего не ответив, цыган пристально смотрел на собеседника. Его чёрный колючий взгляд, казалось, насквозь прожигал человека.
У пана Ружевича вдруг появилось противное чувство, будто у него в сознании копошится вор, перебирая его мысли и прихватывая то, что приглянулось.
– Меня Михеем зовут, – наконец ответил цыган. – А ты, панок, наверное, хотел сказать не «ведовство», а «колдовство»?
Тёмные глаза цыгана прямо-таки парализовали Ружевича; поджилки в ногах дрожали; слова застряли в горле. На вопрос Михея он с огромным усилием сумел лишь утвердительно кивнуть головой.
Цыган загадочно ухмыльнулся.
– Я много чего знаю… И не только знаю, но и вижу многое, что другим не дано… И умею… тоже многое.
Совсем опешивший Ружевич с беспокойством смотрел на страшноватого с виду мужика, скорее всего, цыганской крови. И вдруг, вытеснив из сознания все опасения, его озарила шальная мысль! Да, это идея! И эта дикая идея достойна того, чтобы попробовать воплотить её в жизнь! Другого такого случая может и не быть! «При нынешнем плачевном положении дел грех не попробовать… – лихорадочно соображал пан Ружевич. – Вот только надо ещё кое-что выяснить… предложить… А вдруг и выгорит!»
Примерно через месяц в панском имении появился Михей. Пан Ружевич был несказанно рад, что удалось уговорить этого цыгана поработать в фольварке. Хотя у него в душе и таилось некоторое опасение – он совсем ничего не знал о Михее, – но то, что этот человек был весьма необычной личностью, Ружевич смекнул сразу. Ему и невдомёк было, что Михей при любом раскладе всё равно бы появился здесь…
Берёзовчане сначала недоумевали: зачем пану понадобился работник-цыган?! Да и был бы он толковый иль в ремесле каком непревзойдённый, тогда ладно. А так… Этого Михея и понять-то было невозможно: нелюдимый, себе на уме, кто он, что он и вообще, на что годен и на кой чёрт сдался Ружевичу – никто не мог взять в толк. Так что появление в фольварке цыгана все считали очередной неудачей пана, пустившего значительную часть состояния на такие же безрассудные, как казалось многим, траты.
Но прошло не так уж много времени и выяснилось, что Михей был отличным знатоком лошадей. За это он получил место конюха и в придачу кличку Цыган.
Для проживания Цыгану даже отвели отдельную коморку в господском доме, тогда как остальная челядь ютилась в людской, и спали некоторые прямо на полу, подстелив драный кожушок и укрывшись такой же дырявой дерюжкой. Это тоже вызвало у берёзовчан некоторое недоумение и воз всяких пересудов.
Но сколько бы в деревне не злословили, а на панской конюшне дела пошли на поправку. Цыган своё дело знал и к лошадям от природы питал любовь безмерную – иная баба детей так не глядит, как Михей своих подопечных. И ещё выяснилось, что он хорошо разбирался в хворях не только лошадей, но и прочей живности. Такому обороту селяне были не только удивлены, но и обрадованы.