Волчий билет - стр. 8

А как на нем приятно ехать, словами не описать. Приехали в автомастерскую, там стекла темной пленкой затонировали, вообще красота стала. Потом поехали в ГАИ, и опять меня Хохол поразил, когда вынес оттуда два комплекта номеров 001.

– Короче, – говорит, – Сегодня после футбола, Фил юбилей отмечать будет, 30 лет, один «Крузак» ему подгоним.

Представляешь, какой был фурор, когда все в баню пошли после футбола, а я улизнул по-тихому, подогнал машину к бане, дал ключи Хохлу, а он торжественно вручил их Филу! Тут же все вышли посмотреть, восторгам не было предела.

Попозже я и второй подогнал, а Игорь сказал Филу во всеуслышание, когда все вышли и обомлели, увидев уже две одинаковые машины, – А это мой, чтобы ты себя самым блатным в городе не чувствовал. А-то, глядишь, здороваться перестанешь!

Вот это был вечер! Так никогда еще не гуляли. Из бани уже все бухие вышли, Хохол с Филом пьяные за руль, в машины все набились – и по городу. Все клубы объехали. До утра гуляли. Девочки так и кидались под колеса, завидев таких двух красавцев. На следующий день, после обеда, стали потихоньку в «Праге» собираться, похмелились, и опять по клубам-ресторанам. Три дня куролесили короче, ох и весело было. Хохол больше всех был весел и неудержим. Если вдруг замечал, что кого-то не хватает из пацанов, кричал, – Что за дела? Где Сема? А ну – по машинам! Поехали, вытащим его из-под юбки, и на «Прагу»!

И два Черных Барса, так он их назвал, поднимая пыль, летели по городу. Я уже не пил на второй день, лишь бы погонять за рулем.

И вот Хохла убили, и я опять не знаю, как жить в этом мире, как до встречи с ним.

– И вот Хохла убили, и я опять не знаю, как жить в этом мире, как до встречи с ним, – сказал я Ушастому, подводя итог своего рассказа, и пошел в холодильник за пивом. Устал говорить, с удивлением отметил я про себя. Так не удивительно, часа два я уже рассказывал Вовке про Хохла и последние годы моей жизни.

Вова Дорофеев был мой армейский друг, его сразу прозвали Ушастым, за характерно оттопыренные уши. Но теперь я бы скорее назвал его Жженым, а не Ушастым, так как от ушей у него остались лишь безобразные отверстия, а все лицо его было обезображено ожогом, наверно, последней степени, не знаю, какие они там есть. Он сидел на полу, вытянув ноги, скрестив руки на груди, упираясь спиной в кресло. Высокий, жилистый, широкоплечий. Природа не обидела его, подумал я, а судьба не пожалела, довольно рано, этими ожогами. Кисти рук тоже были в ожогах, казалось, на них не осталось мяса, кости да безобразная кожа. Непонятно даже, за счет чего он сжимал в данный момент уже пустую бутылку из-под пива. Может, он и не чувствует вовсе ничего руками, если не замечает, что бутылка пуста, захотел я спросить, но передумал. Я старался не напоминать ему ни намеком на тот злополучный пожар в танке.