Волчьи тропы - стр. 7
Рита отнеслась к этой новости ревностно. Было непривычно лицезреть, как сестра превратилась «в марионетку своей любви», как порою она сама говорила. «И если любовь делает тебя такой безвольной, то я никогда не влюблюсь!» – как-то сказала она в разговоре с Олесей. Сейчас ей исполнилось девятнадцать, и она давно решила, что все мужчины – идиоты. Кроме отца, конечно же. В то время как её сверстницы и подруги влюблялись и теряли голову от любви – она лишь посмеивалась над их душевными муками, утверждая самой себе – с ней такое никогда не случиться!
Рита заметила то, чего не увидела Олеся – хирург смотрел на её сестру так же, как и на прочих – ни цепкого заинтересованного взгляда, ни вопросов, которые всегда задают влюбленные мужчины, чтобы выудить подробную информацию об объекте своей страсти – нет, никаких признаков симпатии по отношению к Олесе с его стороны не наблюдалось. Но как предостеречь сестру? Любовь не так просто выгнать из сердца, особенно из юного и неопытного.
Прошла неделя, Олесю выписали из больницы, но она не испытала облегчения. В больнице у неё была возможность видеть его раз десять в день, а теперь она лишилась ценного дара – наблюдать, как её голубоглазый бог в белом халате латает виртуозно людей после аварий и несчастных случаев. Заведующий был в отпуске, изредка наведывался в отделение, чтобы в очередной раз удостовериться в том, что хирургия в надёжных руках. У Александра Николаевича был напарник – тоже молодой, но не такой энергичный и умелый, хотя и небесталанный. Он тоже был не женат (удивительно, как девицы всё быстро разузнают, когда им это крайне необходимо!), но юные пациентки совсем не смотрели в его сторону. Он был невысоким, неприметным и тихим, даже немного робким. Когда рядом с ним был Александр Николаевич Подолянский, он и вовсе становился невидимкой для девушек.
Когда Олеся вернулась домой, все разговоры отныне были только об этом злополучном враче – Рита недовольно закатывала глаза и просила переменить тему, но всё было тщетно. Сестра начала таскать её по вечерам в больничный сад – теперь это было её сакральное место, место, где обитал объект её девичьих грез. Каждый раз, как только на сад, где росли плакучие ивы и берёзы, спускались летние сумерки, Олеся с Ритой находили небольшую лазейку в заборе и протискивались в неё, будто зверьки в нору. Потом Олеся выпрямлялась, и её взгляд неизменно останавливался на третьем этаже, в крайнем окне – именно там была комната молодого хирурга, в которой он принимал пациентов и в которой отдыхал в свободные минуты. Когда там горел свет, Олеся оживала и, будто птица, весело взмахивала тонкими руками. Она спешила к скамейке, что была рядом с той ивой, которая располагалась ближе всего к больнице и занимала наблюдательный пост. Стоило Подолянскому даже мельком появиться в окне – и вечер для Олеси проходил не напрасно. Радостная она уходила домой, хотя, если бы не Рита, она торчала бы в больничном саду до утра. Но Рита, в отличие от легкомысленной сестры, не забывала о грозном стороже, от которого они один раз еле убежали. Пожилой седовласый мужик немалых габаритов однажды заметил их возле ивы во время обхода и кинулся погонять их палкой – они едва смылись. Рита даже от страха и неожиданности застряла в лазейке, но вовремя выбралась из капкана и не попала под раздачу преследователя.