Вокруг Парижа с Борисом Носиком. Том 2 - стр. 42
«Кладбище – это прежде всего перепутье для размышлений, наилучший уголок для прогулок, в ходе которых можно мысленно плести над чужими могилами узорное кружево собственной жизни».
Говоря о знакомых именах, которые встречаются на могильных камнях и крестах, я имею в виду, конечно, в первую очередь имена, известные и прежним эмигрантам, и нынешним россиянам (Бунин, Тарковский, Мережковский, Гиппиус, Евреинов, Газданов, Некрасов, Галич, Иванов, Поплавский, Кшесинская, Тхоржевский, Нуреев, Мозжухин, Тэффи, Г. Львов, Лифарь…). Однако это не значит, что мы должны соблюдать на кладбищенской прогулке былую или новейшую «табель о рангах». Серьезность обстановки позволяет нам пренебречь ею. Инвентарный список захоронений на русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа, изданный недавно в Париже, содержит 10 000 имен. На подобную инвентарную прогулку, боюсь, может не хватить остатка жизни («жили сажень, а доживать – пядень»). Автор этой книги решил однажды рассказать хоть вкратце, хотя бы о некоторых из похороненных здесь соотечественников – и получилась отдельная книга в полтыщи страниц (она вышла в издательстве «Золотой век» в Петербурге). А все же и слишком-то спешить во время такой прогулки не стоит. Она оживит в вашей памяти тот старый русский эмигрантский Париж между войнами, ту уникальную колонию изгнанников, равную которой вряд ли припомнишь в истории изгнаний и эмиграции…
Стоит для начала обратиться к истории этого русского кладбища близ Парижа – откуда оно пошло? Кладбище – неизменный спутник человеческих поселений, и если уж при мирном городке или цветущей деревне с неизбежностью вырастают холмики могил, то что ж тогда говорить о таких человеческих общежитиях, как больница, богадельня или старческий дом. Знаменитый русский некрополь Сент-Женевьев-де-Буа как раз и возник поначалу при здешнем старческом доме (более благозвучно его зовут еще Русским домом). История же появления этого знаменитого старческого дома из тех историй, какие принято называть «рождественскими сказками»: мол, так в жизни не бывает… А вот и бывает. В данном случае именно так все и было – как в рождественской сказке…
СРЕДИ ФРАНЦУЗОВ ПРИГОРОДНАЯ ДЕРЕВНЯ СЕНТ-ЖЕНЕВЬЕВ-ДЕ-БУА СЛАВИТСЯ НЕ ОДНИМ ТОЛЬКО РУССКИМ КЛАДБИЩЕМ, НО И ЧУДОТВОРНЫМ ИСТОЧНИКОМ, И XV ВЕКА ДОНЖОНОМ…
В первые годы пореволюционной эмиграции княгиня Вера Кирилловна Мещерская и ее сестра Елена Кирилловна Орлова (обе в девичестве носили фамилию Струве) открыли в поисках заработка пансион для благородных девиц в Париже. Точнее, девицы эти были скорее богатые, чем благородные (все как есть из Америки или Англии), но желали приобрести благородные манеры прежде, чем выйти замуж. Этим манерам и учили их две дамы из высшего русского общества. Среди пансионерок была юная дочь миллионера, которую звали Доротея (уменьшительно Долли) – Дороти Паджет (точнее, Паджит). Она очень привязалась к своим благородным наставницам и по окончании курса спросила Веру Кирилловну, что бы она могла такое сделать для нее лично или для этих бедных русских эмигрантов, которым приходится нелегко на чужбине, – деньги есть, денег не жаль (как видите, данная девица была и впрямь существо благодарное и благородное). Вера Кирилловна сказала, что ей лично ничего не нужно, а вот нельзя ли сделать что-нибудь для престарелых русских. Молодые поручики и даже нестарые еще полковники и генералы сели за баранку такси, зарабатывают на жизнь, имеют крышу над головой, а вот старикам куда деться? Открыть бы для них приют…