Военно-морской договор - стр. 2

Холмс в халате сидел за своим рабочим столом у стены, занимаясь какими-то химическими опытами. Большая реторта бешено бурлила над голубоватым пламенем бунзеновской горелки, и в двухлитровом сосуде с делениями конденсировались дистиллированные капли влаги. Мой друг даже не оглянулся, когда я вошел, и я, понимая, насколько может быть важен этот опыт, сел в кресло и начал ждать. Он опускал стеклянную пипетку то в один флакон, то в другой, набирая по нескольку капель, и, наконец, взял пробирку с каким-то раствором. В правой руке он держал лакмусовую бумажку.

– Вы пришли в критическую минуту, Ватсон, – сказал он. – Если она останется синей – все в порядке, но если она покраснеет, это решит судьбу человека. – Он опустил бумажку в пробирку, и она тотчас тускло побагровела. – Хм! Как я и думал! – воскликнул он. – Минутку, Ватсон, и я в вашем распоряжении. Табак в персидской туфле.

Он сел за письменный стол и написал несколько телеграмм, которые тут же вручил рассыльному. Потом бросился в кресло напротив меня и поднял колени так, что его пальцы сплелись вокруг худых длинных голеней.

– Простейшее маленькое убийство, – сказал он. – Думается, у вас есть кое-что получше. Вы – сущий буревестник преступлений, Ватсон. Так в чем дело?

Я протянул ему письмо, и он сосредоточенно прочел его.

– Оно мало что говорит нам, верно? – сказал он, возвращая письмо мне.

– Практически ничего.

– А вот почерк интересен.

– Но это же не его почерк.

– Вот именно. Он женский.

– Да нет же, конечно, мужской, – возразил я.

– Женский. Причем женщины с редким характером. Как вы понимаете, в начале расследования не так уж плохо узнать, что ваш клиент находится в близких отношениях с кем-то, кто, к добру ли, к худу ли, обладает незаурядной натурой. Это дело меня уже заинтересовало. Если вы готовы, мы немедленно отправимся в Уокинг и повидаем дипломата, попавшего в такое скверное положение, а также даму, которой он диктует свои письма.

Мы удачно успели на вокзал Ватерлоо к раннему поезду и менее чем через час были уже среди ельников и вересков Уокинга. «Шиповник» оказался особняком в глубине большого участка и всего в нескольких минутах ходьбы от станции. Мы вручили свои карточки, и нас немедленно проводили в элегантно обставленную гостиную, а несколько минут спустя к нам там присоединился дородный мужчина, радушно нас приветствовавший. Лет ему было под сорок, но щеки у него были до того румяными, а глаза такими веселыми, что он все еще производил впечатление толстого мальчугана-проказника.

– Я так рад, что вы приехали, – сказал он, восторженно тряся наши руки. – Перси все утро справлялся о вас. Бедняга цепляется за малейшую соломинку. Его отец с матерью попросили меня поговорить с вами, так как им слишком тяжело касаться этой темы.