Водоворот - стр. 25

– Меня зовут Егор Тимощук. У меня к вам много вопросов. Но пока хочу задать один. Насколько я понял из ваших слов, вы приверженец классических форм театра?

– Вовсе нет, я считаю, форма может быть любой. Она должна рождаться из содержания, и максимально полно раскрывать его. Сам же по себе целенаправленный поиск форм всегда считал бесплодным занятием, он идет от пустоты замысла режиссера. Я ответил, Егор, на ваш вопрос.

– Я понял вашу позицию, но не разделяю ее. И докажу, что прав. Сегодня у нас репетиция постановки по повести: «Княжна Мери». Приходите.

– Спасибо за приглашение, непременно. Это одно из моих любимых произведений. Я давно хотел перенести его на сцену. Вот и посмотрим, как у нас это получится.

Разговор с труппой неожиданно получился долгим и насыщенным, продлился почти два часа. Вопросов оказалось даже слишком много, Юхнов отвечал на них подробно. Он прекрасно сознавал, какое большое значение имеет первый контакт с актерами. Если он окажется смазанным или неудачным, потом будет трудно изменить к себе отношение. А потому он выкладывался по полной.

Это общение отняло у него много сил, к тому же он чувствовал сильный голод. В буфете театра кроме пирожных другой еды не нашлось. Пришлось довольствоваться тем, что есть. Но от сладкого его вдруг замутило, еще сильней захотелось борща и котлет. Он и раньше никогда не был особенным гурманом, но в последнее время уделял своего питанию явно недостаточное внимание. И ощущал, что ему периодически не хватает сил. Вот и сейчас хотелось отдохнуть, но это сделать было просто негде. Своего кабинета пока ему не выделили; Любашин обещал его предоставить только после того, как из него выедет Тимощук. Но тот, судя по всему, с этим не спешил.

На пять часов было запланирована репетиция спектакля «Герой нашего времени» точнее, повести «Княжна Мэри». С детства это было одно из самых любимых его произведений; когда впервые он его прочитал в возрасте не то десяти, не то одиннадцати лет, то почувствовал потрясение. Чем он был тогда потрясен, Юхнов понять не мог, просто это чтение стало для него сильнейшим шоком. Он рыдал на судьбами героев, причем, ему было жалко всех: самого Печорина, несчастную княжну Мэри, ее мать – княгиню Лиговскую, Грушницкого, Веру. Каждый образ исторгал у него обильный поток эмоций. Он вдруг впервые в жизни ощутил невероятную трагичность существования человека в целом и своего собственного в частности. В тот момент свои чувства он не мог выразить словестно, но они переполняли его, словно вода водохранилище после длительных дождей. Именно тогда ему захотелось заняться искусством, стать причастным к созданию творений, которые оказывают столь большое воздействие на человека. И с того момента этот импульс хотя много раз и преобразовывался, обретал разные формы и содержание, но никогда не затухал.