Водоворот - стр. 26
Фонарик, как назло, лежал на самом дне полиэтиленового пакета, под лампочками, и Ковалев решил не тратить время на его поиски: если собака не отступит, это станет проблемой собаки…
Впереди снова блеснули зеленые глаза, рычание смолкло, а когда сквозь тучку пробилось немного лунного света, Ковалев увидел мелькнувший силуэт здорового пса, тут же пропавший в тени насыпи.
Витька развалился на полу, опершись спиной на стену, и закинул ноги на огромного засаленного плюшевого медведя; рядом с ним скромно сел на корточки Сашка Ивлев.
– Если хоть одна падла завизжит – урою, ясно? – начал Витька строго и оглядел спальню младшей группы.
Обычно спать их укладывали дежурные девочки из старшей группы, это Павлик уговорил Витьку прийти вместо них и пообещал, что будет тихо, в чем вовсе не был теперь уверен. Если кто-нибудь начнет орать – прибегут нянечки и нажалуются на Витьку Зое. Дежурные, правда, тоже рассказывали на ночь страшные истории, но совсем не те, что знал Витька.
Сказать, что Павлик любил старшего брата, – ничего не сказать: Витька составлял самое большое счастье его жизни. Само по себе здорово иметь старшего брата, но такого, как Витька, – это ведь не каждому так везет! Да почти никому… Конечно, у них с Витькой были разные отцы, и у двух их сестер – еще два других отца, и у самого младшего их брата – еще один другой отец. Но мать-то была одна! И сдала Павлика в тот же интернат, что и Витьку, потому что у них обоих астма. Сестру Лену в этот интернат не взяли, у нее никаких болезней не было, и матери, чтобы ее сдать, пришлось через суд лишаться родительских прав, а сестру Катю она из интерната уже забрала, потому что та стала большая и может готовить еду, убирать и сидеть с младшим братом. У младшего брата болезней тоже пока не нашли, и Витька сказал, что матери, может, опять придется сдавать его по суду. Нет, она была хорошая и даже плакала, когда Витька с Павликом уезжали из дома после каникул, но ведь понятно, что ей с детьми некогда и денег не хватает.
– Значит, про волка сегодня будете слушать. – Витька зевнул и похлопал ладошкой рот.
Павлик хотел услышать что-нибудь другое, про волка – это было слишком страшно, особенно здесь, в санатории. Страшней истории про волка была только история про Бабу-ягу…
Павлик приехал сюда в первый раз, и хотя интернат тоже назывался санаторным, но там никакого лечения не было, и бассейна не было, и не гуляли там столько, сколько здесь. Витька любил ездить в санаторий, потому что тут вместо шести уроков было только три в день. Однако «санаторные» истории Павлик слышал и раньше, их рассказывали в интернате, потому что все интернатские ездили сюда из года в год и место считалось как бы своим. Но одно дело слушать страшилку в пятиэтажном каменном корпусе, когда под окном проезжают машины и горят фонари, когда понятно, что никакая Баба-яга не встретится тебе в коридоре или на лестнице, и совсем другое – этот деревянный дом прямо посреди леса, с одной стороны которого река, а с другой сразу за шоссе начинается гиблое болото… От одного только слова «гиблое» у Павлика пробегал мороз по коже.