Водоворот - стр. 7
– Стоимость яхты оценивается в полмиллиарда долларов… – продолжал тот, и на его беду, и на беду вообще всех, эта фраза долетела до слуха Петра Гурамовича.
Исправный калькулятор в голове Петра Гурамовича сразу выдал ему, что полмиллиарда долларов – это его пенсия почти за полмиллиона лет, и он почувствовал, как в горле заклокотала неутолимая ярость: не та покорная ярость привязанного старого пса, которую Будулай легко топил в миске прокисшей крапивной каши, а та, которую не утопить ни в старом пруду, ни в Черном море, а можно ее утопить только в Рузанниной ядерной чаче.
У Рузанны Петр Гурамович немного полежал лохматой головой на клеенке – отдыхал, выдыхал, выплевывал ярость. Потом опрокинул стакан, закусил жареным пугром. Рассказал Рузанне про яхту.
– Весь порт заняла, одоробла! Жопой прямо в мой волнорез уперлась! – не успокаивался Петр Гурамович. – Майкл Врубель, сука!
Рузанна тоже плевалась. Ее лицо покрывала рассада седеющей бороды.
– Подожди, погадаю тебе по чашке. Посмотрю про этого пидараса.
– Откуда он возьмется у меня в чашке?
– Ты же думаешь про него. Оттуда и возьмется.
Невестка Рузанны принесла две пузатые чашечки с тонкой кофейной пенкой. Петр Гурамович выпил, привычно перевернул чашку на блюдечко. Рузанна напялила очки, уставилась в чашку.
– Ай, ты смотри! Помрет он скоро! – радостно сообщила Рузанна.
– С чего он помрет?
– Уфф! – обиделась Рузанна. – Мое кофе никогда не врет! Вот видишь, черная лошадь?
– Ни хера я не вижу. Без очков я.
– Ну, я тебе говорю. Там черная лошадь. А у лошади задницы нету.
– Кентавр, что ли?
– Кентавр-шментавр, я не знаю. Но точно помрет. Раз задницы нету.
Рузанна внимательно крутила чашку черными пальцами.
– Одинокий он очень. От одиночества и помрет. Одиноким нельзя быть.
– Я тоже одинокий.
– Тебе тоже нельзя.
Зашевелилась занавеска одной из сдающихся комнат, оттуда вышла в сарафане блондинка с накрашенными губами, лет шестидесяти, не очень толстая.
– Например – вот! – многозначительно сказала Рузанна, взглядом указав Петру Гурамовичу на блондинку. – Таня! Иди садись с нами. Вино мы пьем.
Петр Гурамович, весь просоленный, прокопченный, сохранял уверенные черты очень красивого в молодости мужика. Возраст его выдавали только табачная рыжина бороды, негнущиеся колени и мутная пленка на выцветших синих глазах.
Таня бросила взгляд на крепкое тело Петра Гурамовича, на его ржавую бороду, улыбнулась и присела к клеенке.
Петр Гурамович угрюмо молчал, уставив глаза на свои руки с инициалами Натки и погибшего Тимура.
– Что значит Н.Т.? – игриво спросила блондинка.