Во власти Давида - стр. 14

И без физической силы тут не обойтись.

– С-с-сука!!! – рычит он непонятно на что. – Развернулась, быстро!

И сам разворачивает меня на столе.

Ягодиц касается холодная поверхность.

Я вздрагиваю.

Давид раскидывает мои бедра широко в стороны.

Одну ногу закидывает себе на плечо. Поза пошлая и до отвратительности развратная. Глаз его горит, смотрит не отрываясь на мою промежность, гладенькую, без единого волоска. Голодным волком глядит, будто сожрать хочет.

Только этого не хватало…

– С-с-сука, ты Ванесса, – хрипит, стискивая желваки, и лодыжку моей ноги у себя на плече, будто сломать хочет. – Тебя трахать и трахать, вдоль и поперек! С-с-сука твой отец! Какого хуя не берег тебя? Какого хуя так тупо подставил, чтобы я выкрал и надругался?! Такую как ты только на руках носить! Хрупкую, оберегать от всех бед. Одевать как игрушку. Баловать! А не вот это вот все!

Давид распаляется все больше и больше.

Его чудовищный мощный член торчит копьем, направленный прямо в раскрывшиеся от постыдной позы лепестки.

Хочу снова прохрипеть, что я не Ванесса, и возможно он меня бы отпустил, если бы поверил, но глядя в его безумные глаза, горящие ненавистью, понимаю: ничего этого не будет. Он тупо не верит мне, а посему этот фарс надо бы побыстрее заканчивать.

Давид снова приставляет ко мне свой питон, пытается проникнуть внутрь. Меня снова растягивает в разные стороны.

Его член достигает моей девственной пленочки, натягивает ее, как тетиву стрелой. Давление просто невыносимое.

Я пытаюсь уползти от него, инстинктивно. Это как бояться окунуться в ледяную воду озера, и идти до последнего на цыпочках, чтобы не вымокнуть до конца.

Его рука отпускает мою лодыжку. На лодыжке синяк останется – след от его пятерни. Но это – такая ерунда по сравнению с тем, что со мной будет в конце этого страшного вечера.

Руки железной хваткой фиксируют мои бедра.

Теперь я никуда не смогу отползти, ни вверх, ни вниз. А его член уверенно движется прямиком к преграде. Хорошо, что он смазан. Я представляю, как бы сейчас все болело и трескалось на сухую.

Но все равно что-то простреливает болью, и я открываю глаза. Только мощная головка скрылась внутри моих лепестков, вся длина еще снаружи. А значит – это только самое начало.

На моем лице страх и ужас. В глазах застыли слезы.

– … – неразборчиво матерится Давид сквозь зубы.

А потом его палец, еще скользкий от масла, срывается на лепестки, которые сейчас плотно охватили, насадились на его мощный ствол. Давид застывает во мне, прекращая всякие движения членом.

А вот его пальцы кружат по моим лепесткам, то и дело задевая жемчужину. Теперь к боли присоединяются острые вспышки удовольствия.