Во имя государства - стр. 64
– То-то он такой злой, – сказал Шаваш.
– Да, – вздохнул привратник, – злой – это правда. Все-таки у чиновников, говорят, пять душ, а у простолюдинов – только три. Легко ли человеку с пятью душами стать рабом?
– Не знаю, как насчет пяти душ, – горячо возразил белокурый лас, – а у Иммани, я думаю, нет ни одной. Когда мы еще воевали против империи, Иммани однажды пришел к нам на переговоры о выкупе пленных; мы попросили по сотне «рогачей» за каждого пленного. И что ты думаешь? Он предложил заплатить нам по двести, с тем, чтобы пятьдесят с каждой суммы пошло ему!
– А господин Шан’гар – тот добрый, – сказал Шаваш. Отчего это у него пальцы порезаны?
– Неужели ты не видел представления «Андарз и пятеро князей?» – изумился смуглый стражник из народа аколь.
– Видел, – сказал Шаваш, – только я не помню там ничего об искалеченных пальцах.
Все в кружке зашумели, изумляясь невежеству молодежи, а привратник, как самый старший, сказал:
– Когда Шан’гару было тринадцать лет, его родичи отослали его господину для казни, а господин не стал его казнить. Через два месяца господин сидел в палатке наедине с Шан’гаром, и вдруг в палатку ворвался убийца и ударил господина ножом в грудь: на господине был кафтан, распахнутый у ворота, и ворот был обшит золотой нитью так плотно, что кинжал скользнул по золоту вниз. Господин было перехватил убийцу за руку, а убийца еще раз ударил господина, на этот раз в горло. Но, так как господин держал убийцу за руку, удар пришелся немного мимо, кинжал вошел под ворот и разорвал нашему господину плечо. Господин выпустил убийцу и стал терять сознание: убийца хотел было ударить в третий раз, но тут сзади подскочил маленький Шан’гар, вцепился в кинжал и не отпускал, хотя ему отрезало два пальца. Тут подоспела стража и запинала убийцу.
В это время на повороте дорожки показался секретарь Иммани. По обрывку разговора Иммани мигом догадался, о чем говорят люди, сидящие в кружке, и лицо его приняло злобное выражение. Он очень не любил, когда слуги рассказывали про Шан’гара эту историю. Ему всегда казалось несправедливым, что про него таких историй никто не рассказывал. Он всегда почему-то забывал, что с ним таких историй не происходило.
Тут Иммани углядел подле Шаваша подарочную корзинку, и глаза его забегали, как две мыши. Он неслышно приблизился к сидящим, протянул изящную, как кошачья лапка, руку с окрашенными хной кончиками пальцев, – миг, – и верхний из пяти сочных персиков, лежавших в корзинке, исчез в его отороченном кружевом рукаве. Шаваш обернулся.
Иммани пнул Шаваша сапогом вбок и сказал: