Во имя государства - стр. 59
– А где Тася? – спросил Шаваш.
– Тася уехала с гостями кататься по Левому Каналу, – ответила хозяйка.
– Я ее подожду, – ответил Шаваш и поскакал на верхний этаж в комнатку девицы.
– А я и не знала, что вы брат и сестра, – сказала с подозрением хозяйка, – пока она тебя не продала.
– Нынче оно так, – согласился мальчишка, – и не знаешь, кто твой родственник, пока он тебя не продаст.
Ему очень не понравилось, что, видно, Тася хвасталась деньгами.
В комнате Таси Шаваш затеплил свечку и вынул из корзинки дневник и документы. Шаваш боялся, что Андарз спросит о документах, и у него был готов ответ: «Разве я могу отнять такие документы у разбойника силой? Он же мне откусит голову и не заметит!» Но Андарз ничего не спросил про документы, и даже дал Шавашу золотой.
Золотой – это, конечно, очень много: но вдруг среди документов есть лазоревое письмо, или в дневнике – указание на продавца письма? Шаваш чувствовал, что несправедливо было бы ему получить золотой за то самое дело, за которое Ахсай должен был получить миллион золотых.
Стиль господина Ахсая, как и стиль многих, кто любит прибыль, отличался ясностью формы и бессовестностью содержания, и другому человеку хватило бы полчаса на затрепанный дневник, написанный крупным и четким почерком. Но Шаваш в науке чтения не был силен, а читать выучился так: в час, отведенный для объявления указов, он являлся к Указному Столбу и запоминал от слова до слова все, что читал чиновник, а потом, когда народ расходился, сличал запомненное с очертаниями букв на указе. При Руше указов было маловато, а при Нарае учеба пошла бойко.
Кроме дневника, в корзинке лежала целая стопка казенных бумаг. Шаваш не знал, что именно он ищет, но он очень хорошо запомнил фразу: «Разумеется, оригинал написан на лазоревой бумаге».
Изучая бумаги, Шаваш заметил вещь, которой раньше не знал: документы, озаглавленные «отчет по перевозке», имели синюю полосу, а с заголовком «Подорожная» – имели зеленый трилистник. Шаваш понял, что бумага лазоревого цвета тоже обозначает какой-то определенный документ. Образованный чиновник сразу бы понял, в чем дело, а вот уличному мальчишке это было невдомек.
Шаваш вздохнул и попытался представить себе, что это за документ и кого он компрометирует – Андарза или Нарая.
Что, если письмо компрометирует Нарая? Тогда оно, скорее всего, уличает его во взятке. Это могла быть взятка от осуйского правительства, или от казненного Руша.
Что, если письмо компрометирует Андарза? Тогда это не может быть свидетельство о взятке, потому что о желанных взятках в стихах Андарза говорилось, может быть, реже, чем о прекрасных женщинах, но гораздо чаще, чем о прекрасных мальчиках. Зато это могло быть письмо с оригиналом одного из стихотворений, от которых Андарз всегда отпирался, хотя народ приписывал их ему. Например, того стихотворения, в котором чиновники собираются ко двору императора со своими женами: Ишнайя с Госпожой Алчностью, Дават с госпожой Глупостью, Ион с госпожой Вракой, – и где рассказывается, из-за какого события именно этому чиновнику досталась именно эта супруга. Если бы стало известно, что автор этих стихов – действительно Андарз, то многие бы съели его живьем.