Внутренний мир. Западня - стр. 37
– Ну прям, – Герман фыркнул, – они были знакомы всего месяц. Там, скорее, всё как у Пушкина: «Пора пришла, она влюбилась». Это слабое место всех женщин, ты что, не знаешь? Им непременно нужно испытать это сильное чувство, иначе они будут чувствовать себя неполноценными.
– Всё дело в гормональном фоне, – умозаключил Севастьян. – Достигнув детородного возраста, самка нуждается в том, чтобы спариться и завести потомство, это заложено на генетическом уровне.
– Вот ты всегда скажешь что-нибудь такое…
– Это наука, никакой романтики, – Севастьян затянулся. – Ты просто сопляк, который ничего не понимает, потому ты сам один из тех кретинов, в которых по глупости влюбляются такие же малолетние соплячки. Тебе просто повезло получить от своей мамы эту смазливую внешность, но твоя заслуга в этом равна нулю, – друг соединил указательный и большой палец. – Потом-то они повзрослеют и, возможно, поймут, что ты самовлюблённый заносчивый эгоист, но пока наслаждайся.
– Ой, да иди ты в жопу! – Герман отмахнулся и от слов друга, и от дыма.
Девчонки сходили с ума по его выразительным волчьим глазам ещё со школы. Герман пользовался этим без зазрения совести, со скучающим видом лениво отвечая на их знаки внимания, чем только ещё больше подзадоривал. Дружба с более взрослым Севастьяном и вовсе не пошла ему на пользу. Тот стал знакомить его с девушками доступными и беспринципными, «учил плохому», как говорила бабушка Офелия, которая на дух не переносила своего молодого соседа по лестничной клетке.
«Учился плохому» Герман охотно, хотя с девушками ему было скучно. Внутри билась какая-то другая энергия. Что-то не давало покоя, мешая спать по ночам. «Это несправедливо, несправедливо, несправедливо!» – кипело подсознание, взывая парня к борьбе. Вот только за что, он пока сам не понимал. Поэтому боролся со всем понемногу: ругался с учителями из-за оценок, спорил с одноклассниками, доказывая свою правду, участвовал в диспутах на взрослые темы с мамиными ухажёрами. Отчитывал и строил их с бабушкой. Татьяна и Офелия почти не сопротивлялись, будучи кроткими по характеру, они первые пали под натиском его маленькой домашней тирании.
– Так что со сном-то делать? – спросил опять Герман, повернувшись спиной к перилам.
– Матери скажи.
Вместо ответа парень пренебрежительно усмехнулся.
– Тогда бабушке.
– Я ей не разрешаю про него вспоминать. У неё потом давление поднимается, и она спать не может. Пусть беспокоится насчёт того, что приготовить на обед, ей же лучше.
– Какой же ты мерзкий, – Севастьян покачал головой, с насмешкой глядя на парня.