Внук Петра. Наследник. - стр. 25

На монетках Штеллин стал объяснять историю Российской империи и я с прилежанием учил то, что уже и так знал. В конце занятий, учитель написал в журнале «превосходно» и хотел было продолжить обучение, но был ошарашен моим заявлением:

– Я есть простить, сударь, говею и время молитвы настать.

Штеллин удивленно посмотрел на меня, несколько раз открывал было рот, чтобы что-то сказать, но счел за правильное просто удалиться из моих покоев. А я действительно стал молиться, будучи уверен, что нахожусь под пристальным вниманием соглядатаев. Натренированным глазом я уже определил несколько мест, в которых были замаскированы наблюдательные позиции в стене. Вот и отыгрываем образ образумившегося наследника, зарабатываем титул «цесаревич». А то, что это за наследник, который отлучен от любых дел, а «цесаревич» уже титул посерьезнее.

Я услышал, что в комнату кто-то вошел, но не стал оборачиваться, посчитав нужным не прекращать молитву. Между тем, по тяжелому дыханию я узнал, что незваным гостем был мой воспитатель Брюммер – самый влиятельный человек для Петра Федоровича, конечно, до моего появления в его голове.

– Сударь, мы тут одни и прекращайте лицедейство, – не выдержал Брюммер и подал голос.

Говорил он исключительно на немецком языке, даже не пытаясь учить русский. Обергофмаршал Брюммер считал, что его не очень то и идеального французского достаточно для общения в дикой России. Кто не знает французского, тот и вовсе не заслуживает чести общаться, по сути, всего лишь гувернером наследника.

– Милостивый государь, – зло шипя, будучи действительно раздраженным поведением гольштейнского нахлебника, начал отвечать я. Я, это Сергей Викторович, который патологически не переносил, когда его «кидали» на деньги при том и перебивали. – Мы не вдвоем здесь (я прямо почуял, как передернуло шпиона за стеной), общаясь с Вами, как и с иным человеком, мы под дланью Господа. Не перебивайте герцога Гольштейнского и наследника Российской империи, когда он молится о благополучии этих держав.

– Принц, я не потерплю такого тона, не забывайте, кому Вы обязаны… – вызверился и Брюмер, который приходил в себя после такой, по его мнению, наглости от недоросли.

– Велыки князе, – произнес я коверкая титул на русском языке, после продолжил на немецком. – Так звучит мой титул, а не принц. И скажите, будьте любезны, насколько Я Вам обязан, а насколько ВЫ мне?

Меня несло… Я был готов и в русской традиции по мордасам немецким съездить. Ссора с Брюмером, как оказалось, была первым эпизодом, когда уже почти растворившееся сознание меня, Петра Федоровича, не противоречило ни в чем, а даже дополняло меня, Сергея Викторовича, поэтому и несло. Я уже давно хотел поставить на место зарвавшегося обергофмаршала, который задавил авторитетом все мое окружение, как и более мягкого другого гольштейнского нахлебника Бернхольса, который, впрочем, был не безнадежен. Это воспитатель поощрял Чернышова, чтобы тот спаивал малолетку. И я чувствовал, что делаю все правильно.