Внук Петра. Наследник. - стр. 16
Я ранее стеснялся говорить о своей болезни, тем более, что не всегда верхняя плоть гноилась и трескалась, было, что и проходило и даже забывалось это неудобство. Но любая эрекция и вновь боль возвращалась, кровяные трещины, новое воспаление, мыть бы почаще, хотя бы, да нет же – я и бани боялся. Как тут думать о близости с женщиной? Тем более о той близости и понятия не имел я, мальчик, но сейчас-то безграмотность в этой области преодолена. В компании гольштейнских гвардейцев я не понимал сальных и скабрезных шуток относительно межполовых отношений, смеялся только для того, чтобы казаться взрослым. Но как нужно делать детей, никто не объяснил, а фимоз и отсутствие полового воспитания не давали природе предпосылок ответить на запретные вопросы. Но и пубертатный возраст частью делал свое – эстетическое наслаждение я получал от того, что наблюдал за марширующими полуголыми девицами.
Пока я рассматривал себя голышом, один из «птиц» осмотрел мое тело, тихо, что за его маской толком и не слышалось, ругаясь по-немецки. А я с радостью понял, что отлично говорю и даже могу думать на немецком, знаю французский, ненавижу латынь, но и ее понимаю. А как я ненавидел русский язык! Раньше ненавидел! Немец ругался на то, никаких следов от оспы нет и он обязательно получит взыскание от государыни. Вот так и не рады подданные, что наследник выжил, каждый за себя печется.
Между тем, меня одели, игнорируя попытки самостоятельно застегиваться, зашнуровываться, обматываться. Я хотел повторить процесс, чтобы в какой-то момент не попасть в ситуацию, что не могу самостоятельно одеваться. Петр Федорович ранее умел и раздеться, и одеться, но тогда его туалет заметно отличался простотой от того, как сейчас он одевается. А с приездов в Росси, наследник престола еще ни разу самостоятельно не облачался в наряды.
Такого дискомфорта в одежде я не ощущал никогда и это, как я понял, одежда только повседневная, даже не для выхода, где еще все сложнее. Грусть и тоска берет по трусам и спортивным штанам, даже по деловому костюму.
– Ваше Высочество, позвольте спросить, как ваше самочувствие? – спросил на немецком языке Бургав-Каау, который скинул свой балахон и маску в коридор слуге и зашел в комнату.
– Сударь, извольтэ гово-ить с наслед-ником российскага пьестола на русском, – имитировал я, как только мог, немецкий акцент.
– Простите? – недоуменно спросил все еще на немецком языке медикус, потом опомнился и стал говорить, с не меньшим акцентом, а еще более, чем я коверкая русские слова. – Я не ошибаться, то есть оспа, но я пребывать в недоумен, отчего язвы сойти с Вас.