Внучка берендеева в чародейской академии - стр. 73

– Как вы ее вообще выпустили? – Арей тут же, стоит, руку к носу прижавши, да только помогает слабо. Кровь идет, да какая-то… розовая, будто бы… и не только из носу, вон, из уха поползла.

– К целителям! – рявкнул Архип Полуэктович, и взгляд его был тяжел, до того тяжел, что желание спрятаться под лавкой сделалось почти неодолимым. – И после поговорим, гер-рой… проводите…

Никто не шелохнулся.

– Я сам, – Арей руку от лица отнял, но кровь полилась, что водица. – Я…

– Евстигней. Лойко…

На лице боярина появилась такая тоска смертная, что прямо жаль его, бедолажного, стало.

– Сам он… сам ты этакою манерою на погост отправишься, – проворчал Архип Полуэктович, но уже не зло, скорее устало. – Теперь ты…

Я вдруг поняла, что сижу не сама, держат меня.

Кирей держит.

И видать, что дается ему это немалым трудом, вон, побелел весь, а глаза и вовсе черными сделались, как то самое пламя…

– Отпусти.

– Но…

– Зося, ты слышишь меня?

– Да.

– И понимаешь, кто я?

– Понимаю. Как не понять. Чай, не блажная…

Еська засмеялся, тоненько так, нервически.

– А это, Зосенька, еще как поглядеть… блажные, оне побезопасней будут. Отпусти, Кирей. Видишь, вернулась она.

И азарин руки разжал, сам же покачнулся и, верно, когда б не плечо Евсеево, не устоял бы.

– Спасибо.

– Не за что, – хмыкнул Евсей. – Садись. И пей.

Плеснул в мою чашку из фляги да в руки Киреевы сунул.

– Что со мною было? – Стыдно глядеть наставнику в глаза, да только дед меня учил, что, коль натворила беды, то будь добра ответить.

– Сила в тебе, Зосенька, проснулась… – Архип Полуэктович потер глаза. – Не вини себя. Мой недогляд… пошли, Зосенька.

– Куда?

– Отдохнуть тебе надобно. Отлежаться денек-другой, пока сила не успокоится…

Хотела я ответить, что и без отдыха ладно будет, да… смолчала.

Не винить себя?

А кого тогда… это ж во мне огонь вдруг появился, и не ушел, тлеют угли, подернулись пеплом, но живые. Чую их. И тронь, дунь на такие, проснутся, брызнут живыми искрами, а то и вовсе полетят…

– Зослава! – Жесткий голос наставника заставил очнуться. – Нельзя спать, Зослава… сила сожрет.

Это уж потом узнала я, что сила в человеке, она что родник, камнем придавленный. У иных камень тяжел, а родник мал, и люди этакие полагают себя обыкновенными. Живут, как живется, о магии и не помышляют. У других и камень меньше, и родник живей, у таких-то сила нет-нет да просочится наружу… бывает, что к добру, бывает, что и ко злу.

Видать, из таких Жихариха наша, старуха пресклочная, которая и мужа свела в могилу, и сынов, не говоря уж о невестках, всех пережила, а ныне одна дни свои мучит. Да что там мучит, бродит по селу, ищет, с кем бы полаяться, потому как мирная жизнь ей крепко не по нраву. Жихарихи сторонятся. Глаз у нее недобрый, глянет искосу, с прищуром, сплюнет под ноги, а после что у молодухи волос полез, что на лице чирье повыскакивало, а младенчики кричать начинают, да так, что прям криком заходятся.