Внезапно Папа - стр. 10
– Дурак ты, Медведь. Зато свой будет. Смотри, большой уже, понятливый. Ты знаешь, как он выглядит – здоровый, в меру упитанный ребенок. Подумаешь, не разговаривает, может, это временно. Все равно с ним договориться можно. А захочешь еще когда-нибудь детей...
– Ага! Щас! – возмущенно перебиваю Серого. – Да ни за что!
– Захочешь, захочешь, – Сергей убедительно покивал головой. – Лет в пятьдесят, но захочешь. Кому ты свою империю оставишь? Родни ведь нет.
Родни у меня, кроме маминой сестры, нет, тут Сергей прав. Тетка скоро на пенсию свалит и до моих пятидесяти вряд ли доживет. А из своей пока еще небольшой компании я действительно планирую развить огромный холдинг.
– ... Так вот, когда тебе будет пятьдесят, еще неизвестно, захотят ли бабы родить от тебя, старого пердуна. Ты же ровесницу не выберешь, а молодым погулять хочется. Еще и нагуляют тебе неизвестно от кого...
От слов друга меня разъедает кислотой. Но зерно здравого смысла в его словах тоже есть. Когда-нибудь, лет через дцать я о наследнике все же задумаюсь…
– Не замечал в тебе раньше философских мыслей, Серый, – поддеваю друга, который еще вчера в клубе отплясывал со стриптизершей, а сегодня ведет такие рассудительные речи. – И что ты предлагаешь? Оставить Матвея себе?
– А почему нет? Твой же сын.
– Это еще доказать надо.
– Так и доказывай, пока матери нет. Мешать не будет. Спокойно лишишь ее родительских прав и усыновишь пацана. Надо – няньку ему найди, хочешь – двух, пускай воспитывают, а сам гуляй как прежде. Что изменится-то?
– Ладно, так далеко загадывать не будем. Если сегодня Инка не объявится, завтра съезжу с ним, –киваю назад, где за спинкой дивана притаился Матвей, – в медицинский центр, сдадим анализы, а там посмотрим.
Поболтав еще немного, сделав пару виражей на автомобиле теперь уже Матвея, дружок мой свалил, пожелав мне терпения и удачных поисков пропавшей мамаши.
А мы с Матвеем остались один на один. На три дня.
Три дня ада.
Это пипец!
Столько уговоров я в жизни не использовал, сколько пытался договориться с маленьким ребенком. Зато я понял, почему не хотел собственных детей. Вот из–за этого всего – слез, крика, истерик.
Контакта у меня с малым так и нет, даже призрачного.
В первую ночь, не дождавшись мать, Матвей орет. Я все понимаю – я ему чужой человек, он в незнакомой чужой квартире. Он не младенец, что–то должен понимать, но! С ним договориться невозможно! Не слушает или не хочет слышать!
Уши отдыхают только во вторую ночь. И немного днем, когда ребенок устает и засыпает на пару часов.
Видимо, осознав, что матери ему не видать, большую часть времени парень орет или просто плачет, забившись в какой-нибудь угол или тот же шкаф. При этом путем не ест, не пьет, на контакт не идет. Если замолкает, то только для того, чтобы набрать в легкие воздуха и снова начать концерт.