Внезапная помолвка - стр. 6
– Если ты это сделаешь, мне придется припомнить какую-нибудь из твоих детских проделок, – предупредил Макс. – Они были достаточно впечатляющими, однако сравнить разжиревшего мопса с Наполеоном – это уже слишком. Эта странная девушка, видимо, совсем незнакома с жизнью в городе, если так разговаривает с незнакомыми людьми. Боюсь, она наживет себе неприятностей.
Хетти дождалась, когда они перешли на другую сторону Маунт-стрит, прежде чем ответить.
– А мне ее жаль. Похоже, ей очень хотелось поговорить. Возможно, мне следует познакомиться с ней, пока я в городе. Ты знаешь, я всегда хотела найти предлог, чтобы проникнуть в мавзолей Хантли.
Макс улыбнулся сестре:
– У тебя доброе сердце, Хетти. Но ты помнишь, что случилось с нашей матерью, когда она решила навестить безумную Минни после смерти лорда Хантли? Ты уверена, что хочешь рискнуть получить такой же отпор?
– О, это было много лет назад. И потом, у мамы никогда не было ни малейшего представления ни о такте, ни о сочувствии, поэтому я ничуть не удивлена, что ее попросили убраться. Ты просто боишься безумную Минни.
Они остановились перед шикарным домом на углу Брук-стрит, и Макс обреченно вздохнул.
– Честно говоря, я предпочел бы провести этот вечер у безумной Минни, а не у леди Кармайкл. Я очень жалею, что пообещал отцу жениться в течение десяти лет. В то время тридцать один год казался мне чем-то чертовски далеким, а обещание выглядело разумной ценой за позволение отправиться к Веллингтону в Испанию.
Хетти задумалась.
– Мне кажется, он разрешил бы тебе это даже без твоего обещания. Я знаю, что значил для папы Харкот, но он был привержен долгу и не видел ничего плохого в твоем желании послужить своей стране. Ему просто хотелось иметь уверенность в том, что ты в конце концов женишься. Думаю, он боялся, что ты можешь отказаться… после того, что произошло с Сереной.
Макс невольно напрягся, и сестра умолкла.
– Извини, я не должна была ее упоминать, – сокрушенно сказала она.
Он пожал плечами, стараясь сбросить напряжение, которое всегда охватывало его, когда что-то напоминало ему о Серене. Макс с радостью отдал бы большую часть своего состояния за чудодейственное средство, которое позволило бы ему вычеркнуть тот год из своей жизни. Отец со свойственной ему твердостью предпринял одну из своих странных попыток проявить отцовские чувства и поддержать его, предложив банальный афоризм «время лечит». Но хотя время притупило боль, чувство вины и другие эмоции, от которых он старался бежать, погрузившись в ужас войны, Макс не чувствовал, что излечился. Он только заглушил боль.