Внебрачная дочь - стр. 17

Несмотря на то, что я все еще пребывала в шоке, мои глаза просто залипли на нем. Сразу пришло в голову сравнение с рыцарем. Тот же кодекс чести, отчаянное бесстрашие и справедливость. И довершала сходство его внешность. Взлохмаченные под шлемом темные волосы, непокорными прядями падающие на лоб, тяжелый пронзительный взгляд, нос с легкой горбинкой, твердо очерченные губы и волевой подбородок. Косуха в заклепках заменяла доспехи, а мотоцикл – живого коня. Вместо меча и копья он с успехом использовал кулаки.

Грин небрежно бросил шлем в угол дивана и уселся сам, откинувшись на спинку. Злость его прошла, и теперь с холодным презрением он разглядывал стоящих перед ним паскудников.

– Смотрю, давно в чужих руках не обс..рались? Кому в голову пришло поиздеваться над девчонкой?

Бельский тут же пискнул:

– Все вместе решили!

– Врешь, Бельчонок! – пригвоздил взглядом Грин. – Повторяю вопрос. Иначе переломаю ребра всем.

Он вопросительно вздернул бровь, показывая, что уже испытывает нетерпение.

– Герыч предложил, – тут же нашелся Павлик Морозов, сдавший инициатора с потрохами.

Грин легко поднялся и с размаху влепил такую затрещину брату, что тот не удержался на ногах и отлетел чуть ли не к двери. Из разбитого носа потекла кровь.

– Отец тебя уроет, – размазывая кровавые сопли, отгавкнулся он, из последних сил пытаясь сохранить лицо.

– Из какого ж копытца вы водицы налакались, что стали такими козлами? – будто разговаривая сам с собой, сокрушался Грин.

– Да мы б ничо ей не сделали, – попробовал спасти свою задницу Томский.

– Ага-ага! Я видел!

Тут он словно вспомнил про меня и обернулся.

– Ты как?

Я не смогла сразу ответить. Мне казалось, что зубы, которые я стискивала, все еще сведены спазмом. Получилось только кивнуть.

– А вообще кто ты?

– А-а-алевтина, – икая от страха, выдавила я.

Грин поморщился.

– Длинно.

– Аля.

Лицо парня смягчилось.

– Не бойся. Теперь тебя и пальцем не тронет. Я их поучу жизни, и они будут десятой дорогой тебя обходить. Пойдем, умоешься и подумаем, во что тебя одеть.

От страха, который так и не разжал свою стальную хватку, и перенесенного стресса ноги мои казались ватными. Осторожно я слезла с дивана, придерживая блузку, чтоб не разъезжалась, и посеменила за Грином.

Он открыл дверь ванной.

– Вот, умойся. И не трясись так. Сейчас принесу что-нибудь. Все нормально? – напоследок спросил он, видя мои все еще ошалелые глаза.

Я только кивнула и, захлопнув дверь, тут же закрыла ее на защелку. Мне не верилось, что все закончилось и опасности больше нет. Я боялась, что Грин забудет про меня и подонков – одноклассников, и они могут завершить начатое, еще более озлобленные. Но я не выйду отсюда, пока не приедут родители Бельского, даже если придется сидеть здесь неделю. Или Грин не вспомнит обо мне.