Размер шрифта
-
+

Вне закона - стр. 42

Смеркалось. Вечерняя роса сплошь выбелила заросшую просеку. Темнея, лес неслышно подступал к просеке.

В лесу что-то захлопало вдруг.

– Что это?! – прошептал я, останавливаясь.

– «Что», «что»! Козодой – вот что! – ответил Барашков.

Сердце билось тревожно.

В первый раз вышел я из партизанского леса…

– Тренируй память, – сказал мне Барашков. – Наблюдай, запоминай ориентиры! Из леса всегда выходи в стороне от просеки или дороги, чтоб не нарваться на засаду…

На опушке Хачинского леса мы расстались с Алексеем Кухарченко. Он шел с бывшими приймаками – Васькой, Сенькой и Гришкой – в Рябиновку, где он надеялся уговорить жителей возвратить группе парашюты и наше добро из подобранных ими грузовых тюков.

В поле лунно и тихо. Смутно белеет впереди широкий шлях. Ночь дышит покоем. Но покой этот, я знаю, обманчив. Всюду мерещится мне подстерегающий нас враг…

Впереди обозначились силуэты деревенских хат. С каждым шагом учащенней билось сердце. Пахнуло крепким навозным духом, парным молоком, печным дымком. Запахло деревней. От этой первой моей деревни в тылу врага пахло точь-в-точь как от деревни на Волге, куда я во время школьных каникул ездил к бабушке и дедушке. В деревню мы вошли не улицей, а через чей-то сад и огород, придерживаясь тени яблонь, заборов, построек…

У низенькой двухоконной хаты, придавленной к земле взъерошенной соломенной кровлей, мы остановились, и Николай едва слышно постучал костяшками пальцев сначала в низкую сенную дверь, потом – совсем негромко – по крестовине отражавшего лунный свет кривого, в четыре стеклышка, оконца. За окном заворочались, заговорили приглушенно. Барашков хриплым шепотом проговорил:

– Отчини дверь, мамаша!

В сенях, как назло, громко скрипнул засов, гулко стукнула щеколда, дверь приоткрылась с ужасающим визгом, и мы увидели взлохмаченную бабью голову.

– Выйди, кали ласка, на минуту, – сказал Барашков, озираясь.

Щелястая дверь приоткрылась еще шире, и та же лохматая голова с широко открытыми испуганными глазами сипло пробасила:

– Няма у меня ничого. Кондёр да тюря… Пошто людей по ночам будите?..

Узнав, где живет бургомистр, мы отправились, сопровождаемые взрывом исступленного собачьего лая, туда, куда ткнула пальцем негостеприимная крестьянка. Но не так-то просто найти дом в незнакомом, непробудно спящем селе.

– Возьмем проводника, – предложил я робким шепотом, удивляясь тому, что осмелился давать советы «старичку».

После долгих переговоров у одной из хат нам открыли дверь, и мы заспорили с упрямым селянином – он ни за что не соглашался проводить нас к бургомистру. Барашков протиснулся в узкие темные сени, приказав мне сторожить снаружи. Лай оборвался, и над селом снова воцарилось молчание. Стало до жути мертво и тихо. Только где-то вдали, наверное в соседней деревне, одиноко тявкала беспокойная собачонка. Я оглянулся на волнисто блестевшие окна соседней хаты. Неживой свет луны дробился рябью на неровностях оконного стекла. По спине пробежал озноб. Чьи глаза наблюдают за нами?..

Страница 42