Вне игры - стр. 37

— Слушай, ну, — Резцов мнется. — Я думал, ты знаешь.

— Коль, как телка давай не выеживай, говори, раз уж начал.

— Он ее неделю взаперти держал. Когда менты дверь выломали в их хату, Рита едва живая была. Голодная, наручниками к батарее пристегнутая. Не знаю наверняка, но по слухам у нее несколько ребер было сломано. И гематомы по всему телу, — произносит Коля торопливо, словно говорить об этом ему стыдно. — Резонансное дело было для нашего городка. Не знаю уж как, учитывая влияние сенатора, родителям Зарецкого удалось замять это дело, но он вроде в СИЗО всего месяц провел и потом только условкой отделался. Но там бабки судье занесли огромные, конечно.

Еще до того, как Коля заканчивает свой монолог, я ощущаю как внутри меня натуральный армагеддон разрывается. Кажется, здесь и сейчас я бы даже не сомневался — собственноручно придушил мудака, посмевшего так издеваться над Ритой. Я понятия не имею, кто такой этот Зарецкий, но ненависть к нему, как яд, отравляет каждую клетку моего тела.

— А сейчас он где? — спрашиваю тихо, впервые понимая, что может толкнуть человека на вендетту.

Стоит представить Риту в таком состоянии, грудь затапливает горячим. Это не злость, нет. Это очень пресное слово, чтобы описать мое состояние. Это пылающая ярость. Будто бы сердце облили бензином и подожгли. Языки пламени жрут кожу. Едкий дым отравляет мозг. И весь я как обнаженный провод. Хочется крушить все вокруг, и вместе с тем я испытываю опустошающее бессилие перед насилием, совершенным над ней в прошлом. Когда я бился за место в «Миннесоте», Рита буквально билась за свою жизнь…

— Не в городе. Вроде, это было одно из условий сенатора, чтобы Зарецкие сынка отсюда подальше держали.

— А ты не знал, да? — спрашивает Коля испуганно.

— Не знал кого убивать, — поправляю я сипло. — Теперь знаю.

— Да брось ты, давно это было, — тянет приятель напряженно. — Рита с тобой теперь.

— Со мной, — соглашаюсь тихо, впервые всерьез размышляя, что вкладываю в эту фразу.

Моя. Моя. Это отзывается мой внутренний голос.

И когда с трибун вновь доносится смех, я стаскиваю с головы шлем и еду к веселой компании.

Моя. Моя. Бьется в голове как мантра.

А свое я не только не отдаю. Свое я защищаю.

14. Глава 14

Рита

Когда Никита подъезжает к нам, уже без шлема, так что я могу видеть его лицо, я сразу понимаю — что-то стряслось. Его обычно теплые, искрящиеся глаза потемнели и теперь там не тлеющие угольки насмешки — там полноценное дьявольское пламя.

— Никита, — произношу я, робко улыбаясь, безуспешно пытаясь успокоить ритм сердца, которое при виде его ринулось в скач.