Власть пса - стр. 24
– Сейчас спущусь.
Спустившись, Питер замер в дверях кухни и окликнул Роуз. Но не по имени, как он обычно к ней обращался, а назвал ее матерью. Слово это прозвучало так странно, так официально, что Роуз обернулась от печи, где кипятилась вода для чая.
– Да, Питер?
В руках у мальчика был черный гребешок, который он всегда носил с собой. Наверное, только закончил расчесывать свои светлые волосы. Не решаясь заговорить, Питер провел пальцем по зубьям гребня, а потом еще раз и еще раз. От скрежета Роуз стало не по себе.
– Питер, умоляю.
Глядя сквозь нее, он смотрел на стену кухни.
– Что ты там увидел?
Питер пытался подобрать слова – сообщить матери, что минуту назад перерезал веревку, на которой повесился отец. Одну из тех веревок, что лежали сложенные в кольцо на окне. На случай пожара.
III
Сперва соседи, а затем, когда разошлись слухи, и заезжие туристы стали коситься на постоялый двор, где случилось самоубийство. Из дверей салуна на крутящуюся мельницу за пустырем глазели посетители и дивились отважности хорошенькой девушки, что выбегала на улицу снять белье и одну за другой стягивала с веревки вещи, но больше не поливала цветы. Некоторым из гостей ужасно хотелось взглянуть на девушку и мальчика поближе – узнать, остались ли на лицах следы былой трагедии? Постоялый двор работал теперь как ресторан, правда, из-за дурной молвы посетителей в нем было немного: комната, где предполагалось отобедать, находилась прямо под тем местом, где случилось это, что неизбежно наводило на мысли о смерти и разочарованиях в собственной жизни.
Не выдерживав безнадеги Бича и его окрестностей, многие, кто знал Джонни, покинули город. Реже стали ломаться автомобили, а потому закрыл свое заведение мужчина, который переоборудовал старый амбар в ремонтную мастерскую, и поросла бурьяном красная бензоколонка. Разорилась куриная ферма. Так и не смог добиться успеха мужчина, продававший странные причудливые камни и окаменелую древесину. В салуне появились новые бармены.
Сам постоялый двор был выкрашен нынче в красный и переименован в «Красную мельницу». Здесь по-прежнему останавливались коммивояжеры, следовавшие через Бич, слишком уставшие, чтобы обращать внимание на местные слухи, или приезжавшие слишком поздно, чтобы кто-то успел о них поведать. Впрочем, помимо грязной комнатушки над магазином, выбора в городе почти не оставалось. Отвлекала от сплетней и война, заставлявшая людей уживаться с мыслью, которая буквально переворачивала их сознание: те, кого они знали, с кем выпивали, ссорились, кого любили и кому изменяли, погибли в окопах Франции. Как это возможно, не верили они, наблюдая за солнцем, заходящим за горы, – как это возможно, чтобы те, кого они знали, лежали мертвыми во Франции?