Власть мертвых - стр. 32
Во время разбирательства он еще мог сохранять видимость спокойствия, но в день оглашения приговора почти потерял самоконтроль. Он чувствовал скачки давления, жалел, что постыдился попросить у дежурной таблетку валидола, из последних сил боролся с приступами тошноты. Стоило огромного труда остаться на месте, когда он услышал среди прочих ничего уже не значащих слов «с освобождением в зале суда».
Радостные возгласы, суматошные объятия оглушили, опьянили, как неразбавленный спирт, и стихли в коридорах у поста охраны, где нужно было дожидаться решения, ставить свою подпись на бумагах и выполнять какие-то еще механические движения, слишком напоминающие ритуалы запутанных сновидений, обрывки чужого кошмара. Марков и Казимир, как и обещал Фридман, приговоренные к штрафам, уехали сразу после оглашения. Карпцов остался – договаривался о чем-то с прокурорскими, читал решение, объяснял Георгию порядок действий, сопровождал на пост и к выходу из здания. Потом, у дверей, протянул руку и улыбнулся.
– Иди, я тут закончу. Сын тебя ждет.
Солнце заливало весенним светом двор, заставленный машинами, закатанный асфальтом вплоть до узких газонов, где не росло ни деревца, ни куста. Максим, спокойный и неулыбчивый, стоял возле джипа. Они обнялись. Бывший сменный водитель Георгия Марат, когда-то тоже отсидевший год или полтора за драку с поножовщиной, двумя руками пожал протянутую ладонь.
– Хорошо выглядите, Георгий Максимович, как с курорта.
– Только что без сувениров.
– Ага! – кивнул водитель, улыбаясь во весь рот. – Известно, какие оттуда сувениры.
Георгий все еще чувствовал слабость, но голова удивительным образом вдруг стала ясной, как после обморочного сна.
Они поехали мимо Таврического сада, по Литейному, по Невскому, и он с чувством радостного узнавания смотрел из окна машины на освещенный ясным предзакатным светом город. Проспект словно приветствовал его, обнимая по-дружески. Это было хорошо и странно, как вернуться в прежнюю жизнь, словно и не было двух лет в тюрьме, а только привиделось неприятное. Он испытывал давно забытое ощущение телесного счастья. И даже ноющее чувство голода – он ничего не ел весь день – лишь добавляло к эйфории яркие ноты. Теперь он мог забыть о распорядке еды и сна, предопределенном чужой, равнодушной силой.
Максим повез его в ресторан. Ужинать вдвоем с сыном было тоже странно и хорошо. Георгию хотелось шутить, усмехаться чужим шуткам; он говорил:
– Тюрьма учит только одному. Понимаешь, что без хорошего стейка и рюмки коньяка существование человека теряет смысл… Твоя тетка и моя жена изобрела универсальный способ, как сделать из мужчины монаха, заставить гулять и питаться по часам, заниматься спортом и самосозерцанием. Надо засадить его в тюрьму.