Вкус твоей крови - стр. 14

4. 4. Топлёное молоко

Дверь захлопнулась за моей спиной. Комендант всё так же сидел за столом, будто и не вставал за последние сутки. Не спрашивая разрешения и пользуясь тем, что руки мои на сей раз свободны, я пододвинула стул спинкой к столу и уселась верхом. Только теперь комендант поднял на меня глаза. От его взгляда по телу пробегали мурашки, будто он не просто смотрел, но и касался сначала моего бедра, затем живота, груди и шеи. На том месте, где у всех живых бьётся пульс, его взгляд на какое-то время остановился, прежде чем двинуться дальше.

— Мне кажется, ты согласна, — сказал он.

— Это так заметно?

— Ты слишком спокойна.

Я кивнула.

— Два условия.

— Ещё два? — комендант поднял брови.

— На защиту мне плевать. Позабочусь о себе сама. Лучше защитите Шина.

— Шина? — комендант старательно скрывал удивление. — Что это?

— Кто, а не что. Это мальчик из моего барака. Ту охрану, которую обещали мне, отдайте ему. Не знаю… Пусть ему обеспечат отдельную камеру или следят… Только с ним ничего не должно произойти.

Комендант пожал плечами.

— Мне всё равно. Пусть будет Шин.

Я кивнула с облегчением.

— Второе тоже не трудно исполнить. Я хочу послать письмо родным.

Снова бровь коменданта приподнялась.

— И попросить помощи?

— Просто скажу, где я. У вас ведь хорошая охрана, так?

Комендант поколебался.

— Да. Полагаю, это возможно. Но у меня тоже есть несколько условий. Или правил.

— Слушаю, — я кивнула.

— Ты будешь беспрекословно выполнять всё, что он скажет. Ему не придётся применять к тебе силу.

Я кивнула.

— Ты не будешь говорить с ним о том, почему приходишь к нему. А за пределами его спальни не будешь говорить о том, где была.

Ещё один кивок.

— Ты не должна видеть его. Руки тебе оставят свободными, чтобы ты могла выполнять его распоряжения, но на голове будет мешок. И ты не должна его снимать.

Я вздрогнула. Мешок. Вот что это было. Вонючая тряпка, в которой хранят картофель. Мысль о том, что я буду ходить в этой дряни была… унизительна. И в то же время кто знает, захотела бы я видеть лицо этого озабоченного? Что, если он жирный и уродливый? В глубине души я знала, что это не может быть правдой. Носферату редко бывают старыми или некрасивыми. А это наверняка был носферату — вряд ли комендант стал бы так хлопотать за человека. И всё же мысль об уродстве моего визави позволяла смириться с этим унизительным условием.

— Хорошо, — согласилась я и прикрыла глаза, будто уже готовилась погрузиться во тьму. — Когда начнём?

— Сейчас, — единственное слово прозвучало набатом, подтверждая мои опасения.

— Письмо, — напомнила я.